Позади холма стоял дом. Мы дошли до него, когда солнце уже садилось. С крыши дома были видны зеленые верхушки пальм, которые бесконечной волной простирались вплоть до желтых песков. Пальмы бросали желтую тень, а их зеленые шапки отливали золотом. За желтым песком было видно серо-зеленое море. Белые волны теснились к берегу, глубинные же воды оставались тихими. На облаках появились розоватые оттенки, хотя солнце садилось далеко от них; показалась вечерняя звезда. Подул прохладный ветер, но крыша была еще горячая. В доме собралась небольшая группа, которая ожидала здесь уже некоторое время.
«Я замужем, у меня несколько детей, но я никогда не чувствовала любви. Я начинаю сомневаться, существует ли она вообще. Нам известны чувства, страсти, волнение и удовлетворение желаний, но я сомневаюсь, чтобы мы знали, что такое любовь. Мы часто говорим, что любим, но при этом всегда что-то удерживаем. Физически, может быть, мы ничего не удерживаем для себя; мы можем вначале отдать себя полностью, но даже и тогда мы что-то удерживаем. Давая, мы дарим чувство, но то, что единственно может дарить, — не пробуждено, далеко. Мы встречаемся и теряем себя в дыму, но это дым, это не пламя. Почему у нас нет этого пламени? Почему это пламя не пылает без дыма? Я сомневаюсь, что мы становимся такими разумными, слишком понимающими, чтобы уловить этот аромат. Мне кажется, что сама я слишком много читала, чересчур современна и до нелепого поверхностна. Несмотря на то, что я могу умно говорить, мне кажется, что я по-настоящему глупа».
— В глупости ли дело? Является ли любовь неким светлым идеалом, чем-то недосягаемым, что становится достижимым лишь при соблюдении определенных условий? Располагаем ли мы временем, чтобы выполнить эти условия? Мы говорим о красоте, мы пишем о ней, изображаем ее на полотне, в танце, мы читаем о ней проповеди, но сами мы лишены красоты так же, как мы не знаем любви. Мы знаем одни слова. Быть открытым и незащищенным означает обладать чувствительностью. Но там, где есть припрятывание для себя, там чувствительность отсутствует. То, что уязвимо, не обладает прочностью, свободно от завтрашнего дня. То, что открыто, — является основным, это — неизвестное. То, что открыто и уязвимо, — прекрасно; то, что замкнуто в себе, — ограничено и лишено чувствительности. Неповоротливость ума, так же как и острый ум, — этоформасамозащиты. Мы открываем вот эту дверь, но оставляем закрытой ту, так как хотим, чтобы свежий воздух проходил только по определенному пути. Мы никогда не открываем всех дверей и окон одновременно, мы никогда не выходим за пределы себя. Чувствительность — это не то, что приобретается с ходом времени. Тупой ум никогда не может сделаться чувствительным. Тупое всегда остается тупым. Тупость никогда не может стать разумной. Сама попытка обрести понимание есть тупость. В этом одна из наших трудностей, не правда ли? Мы всегда стремимся стать чем-то, поэтому тупость остается.
«Но что же тогда делать?»