Но чтобы видеть это, требуется разум, не так ли? Видеть, что ум делается от принуждения тупым, – уже начало разумности, ведь так? – видеть, что дисциплина есть просто при способление к шаблону действия посредством страха. Это-то и вовлекается в дисциплинирование себя: мы боимся не получить того, что мы хотим. Что происходит, когда вы подвергаете дисциплине ум, когда вы подвергаете дисциплине сами себя? Вы становитесь очень жёстким, не так ли? – негибким, не быстрым, не способным приспособиться. Вы не знаете людей, которые подвергают сами себя дисциплине, – если есть та кие люди? Результат очевиден – процесс распада. Имеет место внутренний конфликт, который отодвигается, скрывается; но он здесь, полыхающий, обжигающий.
Итак, мы видим, что дисциплина, которая представляет со бой сопротивление, просто создаёт привычку, а привычка, несомненно, не может способствовать пониманию: ни привыч ка, ни практика – никогда. Вы можете стать очень умелыми, упражняя свои пальцы игрой на рояле целый день, делая что-то своими руками; но чтобы управлять руками требуется разум, и сейчас мы проникаем именно в этот разум.
Вы видите кого-то, кого вы считаете счастливым или же достигшим понимания, и тот делает определённые вещи; вы, желая такого же счастья, подражаете ему. Это подражание называется дисциплиной, не так ли? Мы подражаем, чтобыполучить то же, что имеет другой; мы копируем, чтобы быть счастливыми как он – как мы считаем. Можно ли найти счастье путём дисциплины? Практикуя определённое правило, прак тикуя определённую дисциплину, модель поведения – свободны ли вы при этом? Совершенно очевидно, что для раскрытия должна быть свобода, разве не так? Чтобы открыть что-то, вы должны быть внутренне свободны, это очевидно. Свободны ли вы, формируя свой ум определённым образом, который вы называете дисциплиной? Очевидно, что нет. Вы же тогда просто механизм повторения, который сопротивляется в соответствии с определённым умозаключением согласно некоторой модели поведения. Свобода не может прийти путём дисциплины. Свобода может прийти только с разумом; и разум этот пробуждён – то есть вы имеете этот разум – в тот момент, когда вы видите, что любая форма принуждения отрицает сво боду как внутренне, так и внешне.
Первым требованием, не с позиций дисциплины, является, несомненно, свобода; только добродетель даёт эту свободу. Алчность, гнев, злоба, горечь – во всём этом заложено смятение. Когда вы видите это, вы, несомненно, свободны от них; вы не сопротивляетесь им, но вы видите, что открывать вы можете только в свободе и что любая форма принуждения свободой не является, а потому и открытия никакого нет. Что делает добродетель – она даёт вам свободу. Недобродетельный человек – человек запутанный, сбитый с толку; будучи запутанным, сбитым с толку, в смятении – как вы можете открыть что-либо? Как вы можете? Добродетель – не конечный продукт дисциплины, добродетель – свобода, и свобода не может прийти через действие, которое само по себе ни добродетельно, ни правдиво. Наша трудность в том, что большинство из нас читают так много, большинство из нас поверхностно следуют столь многим дисциплинам: подниматься каждое утро в определённый час, сидеть в определённой позе, стараться удержать наши умы в определённом направлении – вы знаете, практика, практика, дисциплина, поскольку вам было сказано, что если вы будете делать эти вещи несколько лет, то в результате этого вы обретёте Бога. Возможно, я высказал это жёстко, но именно это и есть основа нашего мышления. Конечно, Бог ведь не приходит так же легко, как всё это? Бог – не просто вещь для обмена: я делаю это, а вы даёте мне то.