С тех самых пор, как наши сердца опустели, мы забыли, что такое сострадательность и то, как нужно смотреть на звездное небо, на деревья, на отражение луны в воде. Вместо этого мы ищем искусственное возбуждение в картинах и драгоценностях, книгах и бесконечных увеселениях. Все, что нам нужно, — это острота и разнообразие новых ощущений. Но удовлетворение чувственных потребностей таким способом делает наши умы и сердца немощными и тупыми. И до тех пор, пока мы будем гоняться за чувственными наслаждениями, те вещи, которые мы привыкли считать прекрасными или безобразными, будут иметь для нас весьма поверхностное значение. Единственной и непреходящей радостью для нас должна стать острота и новизна мировосприятия, что само по себе невозможно, пока мы находимся в плену у своих желаний. Мы настолько заняты погоней за чувственными наслаждениями и удовлетворением сиюминутных желаний, что не способны ощутить то, что истинно вечно и никогда не состарится. Ведь любовь к прекрасному, в отличие от ощущений, ни за какие деньги не купишь.
Но когда мы осознаём то, что наши сердца и умы пусты, и не пытаемся бежать от этого, не ищем искусственные возбудители и гипертрофированные ощущения, когда мы полностью открыты, уязвимы и восприимчивы, — только тогда приходит созидание и радость творчества. Ведь культивирование внешнего без понимания внутреннего неизбежно узаконит те ценности, которые приведут человека к страданиям и гибели.
Техническая квалификация может обеспечить нас средствами к существованию, но она не сделает человека творческой личностью. Если мы полны радости и творческого горения, то способ самовыражения создаст себя сам, его не нужно искать или изучать. Если кто-то хочет писать стихи, что ж, пускай пишет. И чем виртуознее он владеет техникой версификации, тем лучше. Но зачем, скажите, упражняться в ораторском искусстве, если упражняющемуся и сказать-то нечего? Если наши сердца исполнены любви, поверьте, мы поймем друг друга и без слов.
Великим художникам и писателям позволительно быть творцами, но нам — нет. Мы просто зрители. Да, мы прочитываем горы литературы, слушаем великолепную музыку, любуемся произведениями искусства, но мы никогда не испытываем возвышенных состояний непосредственно. Мы достигаем их только через стихотворение или картину, восхищаясь каким-то человеком или канонизированным святым. Для того чтобы петь, нужно носить песню в своем сердце. Но если сердце не поет, то, сколько ни старайся, — пения не получится, будет только подражание певцу. Без посредников мы теряемся. Но мы должны потерять себя перед тем, как совершить открытие. Ведь любое открытие — это начало творчества. А без творчества, — что бы мы ни делали, — не будет ни мира, ни счастья для людей.
Мы полагаем, что сможем жить счастливо и творчески, если обучимся какому-нибудь методу, технике или стилю. Но творческий порыв возможен лишь тогда, когда есть внутреннее богатство и полнота, а их невозможно достичь системой. Любая форма самосовершенствования, являясь самозащитным инстинктом нашего эго, не имеет никакого отношения ни к творчеству, ни к любви к прекрасному. Творчество нисходит на человека тогда, когда он постоянно осознает природу своего ума и преодолевает препятствия, созданные самим собой.
Свобода творчества приходит с самопознанием. Но способность к самопознанию — это не дар Божий. Можно быть творческой личностью, не обладая при этом никаким талантом. Творчество — это состояние, в котором нет внутренних конфликтов и страданий, а ум свободен от навязчивых идей и желаний.
Жить творчески — это не значит просто создавать поэмы, ваять скульптуры или воспитывать детей. Творческая жизнь — это то состояние, в котором истина наполняет собой каждую секунду нашей жизни. Но истина открывается нам только тогда, когда все наши мысли остановлены, когда «я» исчезает, а ум свободен от своих желаний. И если ваш ум абсолютно неподвижен и при этом естественен, если его не нужно учить или заставлять быть спокойным, если он молчалив потому, что «я» бездействует, тогда на вас нисходит творчество.