«И я также ищу этого, желаю прорваться через посредственность моей жизни, — добавил адвокат. — Эта боль, которую я испытываю, похожа на вашу. Я, может быть, не способен выразить это словами или на холсте, но оно столь же интенсивно, как цвет, который вы видите на том цветке. Я также страстно тоскую по чему-то бесконечно большему, чем все это, чему-то, что принесет умиротворение и полноту».
«Хорошо, я уступаю. Вы оба правы, — согласился художник. — Тщеславие — что-то более сильное, чем благоразумие. Мы все тщеславны по-своему, по-особенному, и как больно признавать это! Безусловно, мы находимся в одной лодке, как вы говорите. Все мы хотим что-то вне наших мелочных „я“, но мелочность подползает к нам и сокрушает нас».
А теперь, какова проблема, которую мы хотим обсудить? Это ясно всем из нас?
«Я так думаю, что да, — ответил доктор. — Мне хотелось бы выразить таким образом: есть ли постоянное состояние любви, творческого потенциала, избавление от печали навечно? Мы бы все согласились с такой постановкой вопроса, верно?»
Остальные кивнули в знак согласия.
«Есть ли состояние любви или творческого умиротворения, — продолжал доктор, — которое, однажды достигнутое, никогда не будет вырождаться, никогда не потеряется?»
«Да, вопрос в этом, — согласился художник. — Существует ли необычайная радостная приподнятость духа, которая приходит неожиданно и выветривается подобно аромату. Может ли остаться интенсивность, не вызывая пустоты? Существует ли состояние вдохновения, которое не отступает перед временем и настроением?»
Вы задаете много вопросов, не так ли? Если необходимо, мы позже рассмотрим, что это за состояние. Но, прежде всего, есть ли что-нибудь постоянное?
«Должно быть, — сказал адвокат. — Было бы очень грустно и довольно пугающе обнаружить, что нет ничего постоянного».
Мы можем обнаружить, что есть кое-что намного более существенное, чем постоянство. Но прежде, чем мы вникнем в это, мы понимаем, что не должно быть никакого умозаключения, никакого предубеждения, никакого желания, которые спроецируют шаблон мысли. Чтобы ясно мыслить, нельзя начинать с предположения, с веры или внутреннего требования, верно?
«Боюсь, что это будет чрезвычайно трудно, — ответил художник. — Я имею такое ясное и определенное воспоминание о том состоянии, которое я пережил, что почти невозможно отбросить его».
«Сэр, то, что вы говорите, совершенно истинно, — сказал доктор. — Если мне надо обнаружить новый факт или прочувствовать истинность чего-либо, мой ум не может быть загроможден тем, что было. Я вижу, насколько необходимо, чтобы ум отложил в сторону все, что он узнал или испытал. Но принимая во внимание природу ума, действительно ли такое возможно?»
«Если не должно быть никакого внутреннего требования, — сказал адвокат, размышляя вслух, — тогда я не должен желать вырваться из моего нынешнего мелочного состояния или думать о неком другом состоянии, которое может только быть результатом того, что было, проецированием того, что я уже знаю. Но разве это почти не невозможно?»
Я так не думаю. Если я хочу понять вас, естественно, я не могу иметь никаких предубеждений или умозаключений о вас.
«Это так».
Если для меня самое важное состоит в том, чтобы понять вас, тогда само это чувство крайней необходимости отвергает все мои предубеждения и мнения относительно вас, не так ли?