«Позвольте мне разобраться, осознаю ли я это, — ответила она. — Пока я пробую получить или избежать чего-то, меня волнует только я сама. Получение цели — в действительность личный интерес, форма потакания своим желаниям, явная или утонченная, и вы утверждаете, сэр, что данное потакание своим желаниям не есть серьезность. Да, теперь мне это совершенно понятно. Но тогда что является серьезностью?»
Давайте исследовать и изучать вместе. Я вас не учу. Быть обучаемым и быть свободным для изучения — два полностью отличающихся явления, не так ли?
«Пожалуйста, немного помедленней. Я не очень понятлива, но возьму это настойчивостью. Я также немного упряма — разумное достоинство, но то, которое может быть неприятным. Надеюсь, вы будете со мной терпеливы. Каким образом быть обучаемым отличается от того, чтобы быть свободным для изучения?»
При том, когда вас обучают, всегда есть учитель, гуру, который знает, и ученик, который не знает. Таким образом, между ними всегда поддерживается разделение. Это, по существу, авторитарный, иерархический подход к жизни, в котором не существует любви. Хотя учитель может говорить о любви, и ученик подтверждает свою преданность, их отношения не духовны, глубоко безнравственны, порождают много замешательства и страдания.
Это ясно, не так ли?
«Пугающе ясно, — вставил он. — Вы одним ударом отклонили целую структуру религиозного авторитета, но я вижу, что вы правы».
«Но руководство необходимо, и кто же будет действовать как руководитель?» — спросила его подруга.
А есть ли какая-либо необходимость в руководстве, когда мы постоянно учимся, не у кого-либо в частности, а у всего, когда мы идем по жизни? Конечно же, мы ищем руководства только, когда хотим быть в безопасности, быть защищенными, успокоенными. Если мы свободны, чтобы учиться, мы будем учиться у падающего листа, при каждом виде взаимоотношений, при осознании действия нашего собственного ума. Но большинство из нас не свободно, чтобы учиться, потому что мы привыкли, что нас учат. Книги нами говорят, что надо думать, родители, общество, и, как грамофоны, мы повторяем то, что на пластинке.
«И пластинка обычно ужасно поцарапана, — добавил он. — Мы проигрывали ее так часто. Наше мышление совершенно изношенное».
Тот факт, что нас учат, сделал нас повторяющимися, посредственными. Побуждение быть управляемым, с присущим ему авторитетом, повиновением, опасением, отсутствием любви и так далее, может только привести к темноте. Быть свободным, чтобы учиться, — это совершенно другой вопрос. И не может быть никакой свободы, чтобы учиться, когда уже есть умозаключение, предположение, или когда чей-либо взгляд на жизнь основан на опыте как знании, или когда ум сдерживается традицией, привязанной к вере, или когда имеется желание быть в безопасности, достичь определенной цели.
«Но невозможно быть свободным от всего этого!» — воскликнула она.
Вы не знаете, возможно ли это или невозможно, пока вы не попробовали.
«Нравится ли это или нет, — она настаивала, — но ваш ум обучают, и, если, как вы говорите, ум, который обучают, не может учиться, что же делать?»
Ум может осознать собственную неволю, и при том самом осознании он учится. Но прежде всего, ясно ли нам, что ум, который слепо удерживается в том, чему его учили, неспособен к изучению?