Когда дети выросли, получили образование и стали жить самостоятельно, хотя один из моих сыновей все еще живет со мной, мой муж и я жили спокойно, пока он не умер пять лет назад. После его смерти чувство одиночества охватывало меня часто, до сих пор оно постепенно увеличилось, и я полностью погружена в него. Я пробовала избавиться от него, делая пуджа, поговорив с одним другом, но оно всегда есть. И это агония, внушающая страх. У моего сына есть радио, но я не могу убежать от этого чувства с помощью такого средства, мне не нравится весь этот шум. Я хожу в храм, но ощущение одиночества остается во мне постоянно. Я не преувеличиваю, а лишь рассказываю о своих чувствах». Она сделала паузу на мгновение, а затем продолжила.
«На днях мой сын взял меня с собой на вашу беседу. Я не все смогла понять, что вы говорили, но вы упомянули что-то насчет уединения и чистоты его. Теперь, возможно, вы поймете». Тут в ее глазах появились слезы.
Чтобы выяснить, имеется ли кое-что глубже, кое-что, скрытое за чувством, которое находит на вас и которое одолевает вас, вы должны сначала понять это чувство, не так ли?
«Приведет ли меня это болезненное чувство одиночества к Богу?» — вопрошала она с тревогой.
Что вы подразумеваете под тем, что вы одна?
«Трудно облачить это чувство в слова, но я пробую. Это страх, который приходит, когда чувствуешь себя совершенно одним-одинешеньким, когда ты полностью сама по себе, когда ты совершенно оторвана от всего. Хотя мой муж и дети были при мне, эта волна, бывало, накатывала на меня, и я чувствовала себя как будто усохшее дерево на бесплодной земле: одинокое, нелюбимое и нелюбящее. Агония от этого была намного более сильной, чем при рождении ребенка. Она была пугающей и захватывающей. Я никому не принадлежала, было ощущение полной изолированности. Вы понимаете, не так ли?»
Большинство людей имеет это чувство одиночества, это ощущение изолированности, с его страхом, только они душат его, убегают от него, забываются в некого рода деятельности, религиозной или иной. Деятельность, в которую они вовлекаются, это их спасение, они могут забыться в ней, и потому-то они ее так настойчиво защищают.
«Но я прилагала все усилия, чтобы убежать от этого чувства изолированности с его страхом, и я оказалась не способной к этому. Хождение в храм не помогает, и даже если бы оно помогало, нельзя все время быть там, как нельзя провести свою жизнь, выполняя ритуалы».
То, что вы не нашли способа убежать, может быть вашим спасением. В своем страхе быть одиноким, чувствовать отрезанность некоторые принимаются за спиртное, другие принимают наркотики, в то время как многие занимаются политикой или находят какой-нибудь другой способ бегства. Так что, видите, вам повезло в том отношении, что вы не нашли средства ухода от этого. Те, кто избегает этого, причиняют много вреда в мире, они действительно вредные люди, поскольку они придают важность тем вещам, которые по сути маловажны. Часто, будучи очень умными и способными, такие люди вводят в заблуждение других своей преданностью деятельности, которая является их бегством. Если это не религия, то политика или социальная реформа — что угодно, чтобы уйти от себя. Они могут казаться самоотверженными, но они фактически все-таки пекутся о себе, только иным способом. Они становятся лидерами или последователями какого-нибудь учителя, они всегда принадлежат чему-то, занимаются некой методикой или стремятся к идеалу. Они никогда не бывают просто самими собой, они не люди, а ярлыки. Так что вы видите, как вам повезло, что не смогли убежать.
«Вы имеете в виду, что убегать опасно?» — спросила она немного обескураженно.
А что, это не так? Глубокую рану необходимо осмотреть, лечить, заживлять, вредно прикрывать ее или отказываться смотреть на нее.