Попробуйте остаться с чувством ненависти, с чувством ревности, зависти, со злобой, амбицией, так как, в конце концов, это то, что вы имеете в повседневной жизни, хотя вы можете хотеть жить с любовью или со словом, «любовь». Так как у вас имеется чувство ненависти, желание ранить кого-то жестом или горячим словцом, посмотрите, сможете ли вы оставаться с этим чувством. Можете? Вы пробовали когда-либо? Попытайтесь остаться с тем чувством и посмотрите, что происходит. Вы обнаружите, что это удивительно трудно. Ваш ум не оставит это чувство в покое, он приходит, врываясь со своими воспоминаниями, ассоциациями, своими «за» и «против», со своей постоянной болтовней. Подберите кусочек ракушки. Вы можете посмотреть на нее, восхититься ее утонченной красотой и при этом не говорить, какая она хорошенькая или какое животное сделало ее? Вы можете смотреть без движения ума? Вы можете жить с чувством, скрывающимся за словом, без того чувства, которое создается словом? Если вы можете, тогда вы обнаружили экстраординарную вещь, движение вне меры времени, весну, которая не знает лета.
Она была маленькой пожилой леди с седыми волосами и лицом, изрезанным морщинами. Она родила много детей, но о ней не создавалось впечатление как о слабой или немощной, а ее улыбка передавала глубину ее чувства. Ее руки были морщинистыми, но сильными, и они, очевидно, обрабатывали много овощей, та как большой и указательный пальцы правой руки были покрыты крошечными потемневшими порезами. Но это были прекрасные руки, руки, которые много трудились и утерли много слез. Она говорила спокойно и нерешительно, голосом человека, который много страдал. Она была православной, поскольку принадлежала древней касте, которая знала себе цену и чьей традицией было не иметь никаких отношений с другими группами ни через брак, ни через торговлю. Они были людьми, которые, как предполагалось, развивали интеллект как средство духовного развития.
Некоторое время мы молчали. Она собиралась с духом и не знала с чего начать разговор. Она осмотрела комнату и, казалось, одобрила ее пустоту. Там не было даже стула или цветка, кроме того, который можно было видеть прямо из окна.
«Мне семьдесят пять, — начала она, — и вы могли бы быть моим сыном. Как бы я гордилась, имея такого сына! Это было бы благословение. Но большинству из нас не дано такого счастья. Мы производим на свет детей, которые вырастают и становятся светскими людьми, пытаясь быть великими в своей малозначимой работе. Хотя они могут занимать высокие должности, в них нет величия. Один из моих сыновей находится в столице и обладает огромной властью, но я знаю его сердце так, как может знать только мать. Говоря за себя, я ничего не хочу ни от кого, я не хочу больше денег или дом побольше. Я собираюсь жить простой жизнью до конца. Мои дети смеются над моим православием. Они курят, пьют и часто едят мясо, не задумываясь об этом. Хотя я люблю детей, но я не буду есть с ними, поскольку они стали нечистыми. Почему я, в преклонном возрасте, должна потворствовать их желаниям? Они хотят жениться на людях не из касты, не исполнять религиозных обрядов и заниматься медитацией, как делал их отец. Он был религиозным человеком, но…» Она замолчала, собираясь с мыслями о том, что собиралась сказать.
«Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о моей семье, — продолжила она, — но, я довольна, что облегчила душу. Мои сыновья пойдут своим путем, и я не могу удержать их, хотя меня печалит видеть то, к чему они идут. Они проигрывают, а не выигрывают, даже при том, что имеют деньги и положение. Когда их имена появляются в газетах, как часто и случается, они показывают мне газеты с гордостью, но они будут как обычные люди, и традиции наших предков быстро исчезают. Они все становятся торговцами, продавая свои таланты, я не могу что-нибудь сделать, чтобы обратить вспять этот процесс. Но, достаточно о детях».