Сон также важен, как и бодрствование; он, возможно, даже важнее. Если в дневное время ум бдителен, собран в себе, наблюдает внутреннее и внешнее движение жизни, ночью, как благословение, приходит медитация. Ум пробуждается, – и из глубины безмолвия исходит очарование медитации, породить которое никогда не могут никакое воображение, никакой полёт фантазии. Медитация происходит всегда без участия ума, всегда её призывающего: медитация является из спокойствия сознания – и не внутри, а вне его, не на периферии мысли, но там, куда мысль не имеет доступа. Потому мы её и не помним: воспоминание всегда от прошлого, а медитация – не воскрешение прошлого. Медитация исходит из полноты сердца, а не из интеллектуального блеска и способностей. Медитация может происходить каждую ночь, но если вам дано такое благословение, каждый раз она новая – новая не потому, что отличается от старой, а потому, что не имеет отношения к старому, новая в своём многообразии и неизменной изменчивости. Так что сон становится явлением чрезвычайной важности – не сон от изнеможения и не сон, вызванный снотворным средством или физическим удовлетворением, а сон, который столь же лёгок и быстр, как восприимчиво тело. И тело делается восприимчивым вследствие бдительности. Иногда медитация также легка, как лёгкий ветерок, скользящий мимо; в других же случаях её глубина безмерна. Но если ум удерживает то или иное как воспоминание, чтобы предаваться ему, экстазу медитации приходит конец. Важно никогда не обладать им, важно не желать такого обладания. Стремление к обладанию никогда не должно проникать в медитацию, так как у медитации нет корня или какой-либо определённой сущности, которые ум мог бы удержать.
На днях, когда мы поднимались по глубокому каньону, лежащему в тени между горами по обеим сторонам, он был полон птиц, насекомых и тихой деятельности мелких животных. Вы понимались по отлогому склону всё выше и выше на огромную высоту – и уже оттуда обозревали все окрестные холмы и горы, освещённые закатным солнцем. Казалось, будто они освещены изнутри и никогда не погаснут. Но по мере того, как вы их наблюдали, свет угасал, и на западе всё ярче разгоралась вечерняя звезда. Это был прекрасный вечер, и вы как-то чувствовали, что вся вселенная находится здесь, подле вас и странное спокойствие окутывало вас.
Мы не имеем света внутри себя – у нас есть искусственный свет, идущий от других; свет знания, свет, который дают талант и способности. Весь свет подобного рода угасает и становится болью. Свет мысли превращается в собственную тень. Но свет, никогда не угасающий, глубинное внутреннее сияние, который на рынке не купить, не может быть показан другому. Вы не можете искать его, не можете культивировать его; вам невозможно вообразить его или размышлять о нём, ибо для ума он недостижим.
Это был довольно известный монах; он жил и в монастыре и в уединении вне монастыря; то был ищущий, глубоко серьёзный человек.
«То, что вы говорите о медитации, кажется истинным; она недостижима. Это означает, что не должно быть никаких исканий, никаких желаний, никаких жестов в её сторону – будь то в виде преднамеренного сидения в одной позе или в виде особого отношения к жизни или к себе, не так ли? Так что же делать? Зачем тогда какие-либо слова вообще?»
– Вы ищете от пустоты, стараясь заполнить эту пустоту или убежать от неё. Это внешнее движение, порождённое внутренней нищетой, оказывается надуманным, рассудочным, двойственным. Это – конфликт и он не имеет конца. Поэтому – не стремитесь! Но энергия, которая устремлена наружу, обращается внутрь, выискивая, исследуя, требуя чего-то, что она называет "внутренним". Эти два движения – по существу одно и то же. Оба они должны прийти к концу.
«Вы предлагаете просто довольствоваться этой пустотой?»
– Конечно, нет.
«Так что пустота остаётся – и неизменное отчаяние тоже. Это отчаяние даже будет больше, если нам нельзя искать!»
– Отчаяние ли это, если вы видите истину того, что как внутреннее, так и внешнее движение не имеют смысла? Является ли это довольством тем, что есть? Является ли это приятием пустоты? Ничего подобного. Итак: вы отвергли движение вовне, движение внутрь, приятие; вы отвергли все движения ума, стоящего перед этой пустотой. И тогда сам ум пуст – потому что это движение и есть сам ум. Ум пуст от всякого движения, – и поэтому нет никакой сущности, чтобы инициировать какое-то движение. Пусть он и остаётся пустым. Дайте ему быть пустым. Ум очистил себя от прошлого, от будущего и от настоящего; он очистил себя и от становления, но становление – это время. Поэтому нет никакого времени, нет измерения. Тогда – является ли это пустотой?