Слово — не вещь; образ, символ — не реальность. Реальность, истина, — не слово. Попытка выразить её в словах полностью её стирает, и её место занимает иллюзия. Интеллект может отвергать всю структуру идеологии, верования, и все внешние атрибуты и власть, идущие с ними, но рассудок способен оправдать любое верование, любую идеологию. Рассудок — это порядок мысли, а мысль — это ответ внешнего. Являясь внешним, мысль создаёт внутреннее. Никто никогда не может жить только внешним, и внутреннее становится необходимым. Это разделение — та основа, на которой происходит борьба «я» и «не-я». Внешнее — это бог религий и идеологий; внутреннее пытается соответствовать этим образам, и это порождает конфликт.
Не существует ни внешнего, ни внутреннего, есть только целое. Переживающий есть переживаемое. Фрагментация — это безумие. Целостность — не просто слово; она существует, когда разделение на внешнее и внутреннее абсолютно исчезает. Мыслящий есть мысль.
Когда вы идёте один, без единой мысли, просто наблюдая без наблюдающего, вы вдруг осознаёте священное, то, что мысль никогда не сможет постичь. Вы останавливаетесь, глядите на деревья, на птиц и на прохожего; это не иллюзия, не то, чем ум сам себя обманывает. Это — в ваших глазах, во всём вашем существе. Цвет бабочки — это бабочка.
Краски заката блекли, и прежде чем небо совсем потемнело, показался робкий молодой месяц и скрылся за холмом.
7 октября 1973
Это был один из тех горных дождей, которые длятся три или четыре дня, принося с собой похолодание. Земля пропиталась водой, стала вязкой, и все горные тропинки были скользкими; маленькие ручейки сбегали по крутым склонам, и работа на террасных полях приостановилась. Деревья и чайные плантации поникли от сырости; уже более недели не показывалось солнце, и стало совсем прохладно. Горы с гигантскими остроконечными вершинами, покрытые снегами, были расположены к северу. Флаги возле храмов стали тяжёлыми от дождя; колыхающиеся от слабого ветра, они утратили свою прелесть, свои весёлые краски. Гремел гром, сверкали молнии, и грохот перекатывался из долины в долину; густой туман скрывал яркие вспышки света.
На следующее утро небо было прозрачно-голубое, ласковое, и величественные горные пики, безмолвные и неподвластные времени, сияли в первых лучах утреннего солнца. Между деревней и высокими горами лежала глубокая долина; она была полна тёмного синего тумана. Прямо впереди возвышался в ясном небе второй по высоте пик Гималаев. Казалось, что до пика можно почти дотронуться, но до него было много миль; расстояние забывалось, потому что он был здесь, во всём своём величии, во всей чистоте и неизмеримости. К концу утра пик исчез, скрытый темнеющими облаками, поднимающимися из долины. Только ранним утром он показывался и исчезал через несколько часов. Неудивительно, что древние видели своих богов в этих горах, в громе и облаках. Божественность их жизни была в благословении, скрытом в этих недоступных снегах.
Его ученики пришли, чтобы пригласить вас посетить их гуру; вы вежливо отказывались, но они приходили снова и снова, надеясь, что вы измените свои решение или примете приглашение, устав от их настойчивости. Было решено, что их гуру придёт с несколькими, по своему выбору, учениками.
Это была шумная маленькая улица; дети играли на ней в крикет; у них была одна бита и несколько разрозненных кубиков. С криками и смехом они весело играли, останавливаясь лишь чтобы пропустить машину, когда водители притормаживали, чтобы не помешать их игре. Они так играли день за днём, а в то утро особенно много кричали, когда пришёл гуру, держа в руках небольшую отшлифованную трость.