К.:Я спросил: «Что есть творчество?» потому что большинство из вас – второстепенные люди. То, что мы творим, осуществляем, выражаем – все это еще из вторых рук. Вы можете быть замечательным живописцем, хорошо известным, продающим свои картины за немыслимую цену, но разве ЭТО творчество? Разве это выражение творческого ума? Однако, каждый жаждет выразиться. Если у вас есть талант, вы внезапно выражаете его. Если вы второстепенный писатель, вы это выдаете. Мы думаем, что мы очень творческие люди, но ВСЕ это – не творчество. Мы не знаем – что такое творчество. Творчество – это то, что может выразиться в каждый момент. Мой ум не только второстепенен, нечто жившее два миллиона лет, но в нем нет ничего нового. Если у меня есть талант художника, я пытаюсь найти новое выражение: без рук, с одним глазом, или нечто подобное – беспредметная живопись и т.д., далее, далее, - но внутренне нет ничего нового. И пока ум не обнаружит этого, он должен жить в однообразии, в скуке и повторении.
Творчество очень важно, и чтобы взрываться в этом творчестве, ум должен быть совершенно спокоен, вся энергия должна БЕЗДЕЙСТВОВАТЬ. Это похоже на чайник, в котором кипит вода: если нет выхода пару, то чайник взрывается. И только тогда есть нечто совершенно новое.
В.:Если я могу предложить, Кришнаджи, мне кажется, мы все потенциальные боги.
К.:Нечего к этому добавить. Вы понимаете, мадам, мы можем БЫТЬ БОГАМИ, может быть начнем, быть тем или иным. Индийцы, индусы имеют чудесную систему для всего этого: но этого недостаточно. Сейчас имеет значение то, что я есть в ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, - мое состояние как буржуа, с второстепенным умом, с моими жалостями, алчностью, ссорами, предрассудками и раздорами, мое страдание, отчаяние, надежды и все ТАКОЕ. Я могу вообразить себя чем-то ПРЕДПОЛАГАЕМЫМ, но это «предполагаемое» - не факт. Каждый день меня раздирают на клочки мои мысли. Я подавлен и хочу изменить это ПОЛНОСТЬЮ, и это все. Что же случается после этого, когда происходит такое могучее, радикальное изменение, вы обнаружите сами.
В.:Если когда-то был взрыв, вы захотите его повторения.
К.:Взрыва нет, если есть переживающий. Полная остановка. Поэтому я и объяснял это так тщательно.
В.:Сэр, если нет усилия, если нет способа, тогда любое перемещение в состоянии осознания, любой сдвиг в новое измерение должны быть совершенно СЛУЧАЙНЫМИ СОБЫТИЯМИ, а потому не зависящими от чего-либо из сказанного вами по этому вопросу.
К.:О, нет, сэр. Я не говорил этого /смех/. Я говорил, что необходимо быть сознательным. Будучи сознательным, человек понимает, как он обусловлен: как хинди, буддист, как христианин. Я обусловлен как националист: англичанин, немец, русский, индеец, американец, китаец. Я обусловлен. Мы никогда не охватываем ЭТОГО. То, что мы есть – мусор и мы надеемся, что из него произрастет что-нибудь прекрасное, но боюсь, что это невозможно. Быть сознательным ничуть не означает случая, чего-либо безответственного и неопределенного. Если человек понимает смысл осознания, его тело не только становится крайне чувствительным, но вся его сущность активизируется: ей дается новая энергия. СДЕЛАЙТЕ это, и вы поймете. Не сидите на берегу, размышляя о реке: прыгните в нее и последуйте течению этой сознательности и обнаружите сами, как чрезвычайно ограничены наши мысли, наши чувства и наши идеи. Наши представления о Богах, спасителях и мастерах – все это становится таким очевидным, таким инфантильным.
В.:Это производит совершенно неизвестный род ума.
К.:Это именно так, сэр. Это производит совершенно неизвестное состояние ума.
В.:Человек вообще не уверен, является ли это внешним или внутренним.
К.:Определенно существует внешнее. О внешнем нет неопределенности.
В.:Неопределенно, является ли сознание внешним или внутренним.