Здесь была открытая местность, а почва была очень богата илом многих столетий. Ровная, хорошо вспаханная земля, местами с изумительными старыми деревьями, протянулась к горизонту. Преобладали поля озимой пшеницы и других зерновых, приятно пахнущего гороха, с белыми цветами. На одной стороне текла река, широкая и изгибающаяся, у реки стояла деревня, шумная от деятельности. Дорожка считалась очень древней, потому что по ней прошелся Просвещенный, и паломники пользовались ею в течение многих столетий. Путь считался священным, и то здесь, то там вдоль него стояли маленькие храмы. Манговые и тамариндовые деревья были тоже очень стары, и некоторые усыхали, повидав так много. На фоне золотого вечернего неба они казались величественными, а их ветви темными и загадочными. Немного далее росла бамбуковая роща, желтеющая от возраста, и в маленьком фруктовом саду коза, привязанная к дереву, блеяла своему дитя, которое всюду скакало и прыгало. Тропа шла мимо водоема, куда приходил на водопой скот, в другую манговую рощу. Ощущалось спокойствие, затаившее дыхание, и все познало благословенный час. Земля и все на ней стало святым. Это не было так, что ум осознавал это спокойствие как что-то вне себя, что-то, что нужно запомнить и сообщить, а как полное отсутствие всякого движения Ума, нечто неизмеримое.
Он был моложавым мужчиной, сказав, что ему чуть за сорок, и хотя ему доводилось стоять перед зрителями и говорить с большой уверенностью, он Довольно застенчиво вел себя. Как и многие другие из его поколения, он немного увлекался политикой, Религией и социальной реформой. Был склонен к написанию стихов и мог рисовать на холсте. Некоторые из выдающихся лидеров были его друзьями, и сам он мог продвинуться далеко в политике. Но сделал иной выбор и был доволен держать свой свет, укрытый в далеком городе в горах.
«Я желал повидаться с вами уже много лет. Вы можете не помнить, но я присутствовал однажды на том же самом теплоходе, что и вы, отправлявшемся в Европу до второй мировой войны. Мой отец очень интересовался вашим учением, но я ушел глубоко в политику и другие вещи. Мое желание поговорить с вами стало настолько постоянным, что я не смог больше откладывать. Я хочу открыть свое сердце. Несколько раз я посетил ваши беседы и обсуждения в разных местах, но недавно у меня появилось сильное побуждение повидаться с вами с глазу на глаз, потому что я зашел в тупик».
Какой?
«Я, кажется, не способен «прорваться». Я выполнял определенный вид медитации, не ту, которая гипнотизирует вас, а которая помогает осознавать свое собственное мышление, и так далее. При этом процессе я обязательно засыпаю. Наверное оттого, что я ленив и легкомысленен. Я постился и пробовал различные диеты, но эта летаргия сохраняется»
Действительно ли это из-за лени или чего-то другого? Есть ли какое-то глубокое внутреннее расстройство? Стал ли ваш ум унылым, нечувствительным из-за событий вашей жизни? Если позволите спросить, не оттого ли это, что в нем нет любви?
«Не знаю, сэр. Я мало думал об этих вопросах и никогда не был способен выявить что-нибудь. Воз- можно, меня подавляли слишком многие хорошие и плохие явления. В некотором смысле жизнь была слишком легка для меня, с семьей, деньгами, определенными возможностями и тому подобным. Ничто не давалось очень трудно, и в этом, возможно, моя проблема. Общее чувство непринужденности и наличие возможности найти выход из почти любой ситуации, наверное, сделали меня мягким».
Так ли это? А может вы просто поверхностно описываете события? Если бы те вещи глубоко на вас воздействовали, вы вели бы иной образ жизни, вы следовали бы легким курсом. Но вы не следовали, тогда должен существовать другой процесс, который делает ваш ум вялым и неспособным.
«Тогда что это? Меня не слишком беспокоит секс, я баловался им, но он никогда не был страстью до такой степени, чтобы я стал его рабом. Это начиналось с любви, а заканчивалось разочарованием, но не расстройством. В этом я довольно уверен. Я не осуждаю, не преследую секс. Так или иначе, он не проблема для меня».
Ваше безразличие разрушило чувствительность? В конце концов, любовь уязвима, и ум, который построил защиту против жизни, прекращает любить.
«Я не думаю, что построил защиту против секса, но любовь — не обязательно секс, и я действительно не знаю, люблю ли я вообще».