— Похоже, весь этот семинар прошел мимо вас. Так и остались внутри своей пэкаэмовской ракушки. Не хотите, не пойте, это дело добровольное. Или перезагрузитесь, если без эгрегоров жизнь не мила: во время танца энергия другого эгрегора перейдет к вам. Чтобы перенаправить поток, правую туфлю надо одеть на левую ногу, и наоборот.
Дядя Миша добавил с серьезной миной:
— А под пятки положите по монете, это надежно заземлит вас и экранирует от ненужного излучения.
Тетенька покосилась на свою обувь, но переобуваться не стала. Однако лицо ее расслабилось, и она осталась в круге.
Болеслав поставил финальную точку:
— Зикр, который мы сейчас станцуем, называют зикром Звездного Света. Делайте всё, как я. Хватит слов, начали.
Выставив вперед правую ногу, Болеслав стал покачиваться вперед-назад и делать круговые движения руками, подобно гребцу в лодке, слегка дрейфуя вправо. Продолжая двигаться, он выдал метафору:
— Гребем в лодке по океану Любви. Все движения делаются сердцем, черпаем сердцем энергию.
Когда все вошли в единый ритм движений, Болеслав громко запел:
Ла Иллаха Ил Эл Аллахуу,
Ла Иллаха Ил Эл Аллахуу,
Ху Алла Ху Алла Ху Алла Ху Алла Хууу,
Ху Алла Ху Алла Ху Алла Ху Алла Хууу.
Мелодия, накатывающая волнами, действительно, была какой-то неземной красоты. Танцующие подхватили ее, и в зале грянул хор голосов. Громкость пения плавно нарастала, и в какой-то момент Вовка обнаружил, что звук идет у него откуда-то из глубины живота. Целиком отдавшись процессу и пребывая в состоянии безмыслия, Тараканов краешком сознания все же отметил, что поет не он. Через него звучала некая Сила, безличная и всемогущественная, которую он знал всегда. Вовка и не подозревал, что может петь так громко и правильно, ведь он с детства не отличался музыкальным слухом.
Очень быстро Тараканов почуял знакомый эффект — тело превратилось в сквозную трубу огромных размеров, звенящую от Потока вибраций.
В центре груди потеплело, разгорелся мягкий и приятный Огонь, гудящий ровно, будто полыхающие березовые поленья в хорошо протопленной русской печке. Пылающее сердце расширилось на весь зал, сливалось с танцующими, пульсировало в такт движениям и пению.
Болеслав умело играл энергией, то убавляя силу пения, то бросая мощность звука до максимума. Особенно завораживала перекличка мужской и женской партий, когда первые две фразы пели только мужчины, а вторые две — женщины. Когда вновь бабахнул единый хор, он зазвучал еще мощнее, чем раньше. Казалось, два полюса Силы, до того разделенные бездной, слились в аннигиляционный взрыв, заполнивший пространство.
Затем Болеслав взвинтил темп зикра, голос его загудел, как иерихонская труба. Движения танцующих стали быстрее и резче. Тараканов то проваливался в пропасть, то взлетал на головокружительную высоту, и смена эта происходила с большой частотой. В зале клубились вихри фантастической мощи. Вовка все больше пьянел от бьющей через край энергии. Он становился всеми кругами сразу, он был наблюдатель и наблюдаемое, им пели все, и он пел всеми. «Кто делал его движения и звучал его голосом? Куда исчезли пространство и время?» Эти вопросы повисли в воздухе.