Пассионарный подъем этнической системы характеризуется социальным императивом: «Будь тем, кем ты должен быть», что способствует увеличению слаженности внутри этноса и даже суперэтноса. Именно благодаря такой слаженности первые халифы, а затем Омейяды могли мобилизовать энергию своих подданных на завоевания и подавление восстаний внутри страны, но рост пассионарности превышает возможности системы и разрушает ее устойчивость. Как только возникает, и всегда стихийно, императив акматической фазы: «Будь самим собой», система деформируется, как автомобиль, несущийся с такой скоростью, что от него отлетают колеса, ломаются оси. Это перегрев, охладить который может только пролитая кровь.
Именно кровью арабов и персов, шиитов и хариджитов гасил восстания Хаджжадж, омейядский полководец, в 680–701 гг. Этими зверствами он задержал ход этнической истории на 50 лет, но остановить природный процесс этногенеза труднее, чем лавину. Хаджжадж, «враг Аллаха и людей», казнил 130 тыс. человек, но те перед гибелью успели рассеять генофонд по популяции, так что в VIII в. пассионарный уровень персов и берберов сравнялся с арабским, а, может быть, кое-где и превысил его. Поэтому престол последних Омейядов в Дамаске стал походить на просыпающийся вулкан. И так как Омейяды держали всех Алидов под присмотром, на роль претендента был выдвинут потомок дяди пророка, Аббаса, Абуль Аббас Саффах, у которого был талантливый помощник, бывший раб, Абу-Муслим.
В 744 г. в Куфе взвилось белое знамя шиитов, а красное знамя хариджитов уже реяло от Западного Ирана до Южной Аравии. Кайситы поссорились с кельбитами, и последние стали противниками Омейядов. Наконец, в Хорасане 9 июня 747 г. 4 тыс. повстанцев подняли черное знамя Аббасидов и двинулись на запад, на ненавистный Дамаск.
К Аббасидам примкнули все группы населения халифата, обиженные Омейядами: иранские крестьяне, бедуины-кельбиты и беглые рабы; мусульмане — сунниты, шииты, хариджиты; немусульмане — маздакиты, манихеи, несториане и огнепоклонники. Силы Мервана таяли, и в январе 750 г. все было кончено. Аббасиды, пришедшие на смену Омейядам, должны были управляться со всем этим разнообразием, а это было очень трудно. Первый халиф, Абу-л-Аббас (749–754), ознаменовал свое вступление на престол резней членов рода Омейя, хотя те выразили готовность ему подчиниться. Второй, Мансур (754–775), предательски убил Абу-Муслима, благодаря которому династия взошла на престол. Его сын Махди (775–785) открыл дорогу дворцовым интригам, в результате чего его наследник Хади (785–786) был убит и власть досталась другому его сыну — Харуну ар-Рашиду (786–809), незаслуженно прославленному в своде новелл «Тысяча и одна ночь». На самом деле это был жестокий деспот, казнивший своих лучших помощников — визирей из рода Бармекидов.
Все перечисленные и опущенные в перечислении случаи вероломства указывали наперед широчайшее развитие эгоизма, доводимого до крайних пределов, не принимающего в расчет общих интересов владетельного дома,
[106]а тем более государства. Как ни плохи, ни жестоки, ни лицемерны (в религиозном смысле) были Омейяды, но они шли от победы к победе, руководствуясь, пусть неискренне, доминантой ислама и джихада (войны за веру). Аббасиды были правоверными суннитами, но именно при них арабы утратили всякое значение в державе, созданной их героическими предками. Персы вытеснили арабов из администрации, тюрки — из гвардии, негры-зинджи — из домашнего быта, евреи — с базара. Багдад стал мировым центром транзитной торговли, но считаться с его населением халифы не хотели, ибо верили не своему этносу, а своему окружению: подхалимам, солдафонам и доносчикам.