Примеру кастильских королей последовали французские — Людовик VII и Филипп Август, а вслед за ними арагонские, английские, сицилианские и другие венценосцы. В результате общее настроение тогдашнего общества было «далеко не христианским, а скорее скептическим и индифферентным».
[675]Сопротивление властям оказывали только свободные крестьяне, сельское духовенство и мелкие феодалы, но руки их были связаны нависшей над ними ересью, представители которой в XII в. перешли от слов к делам, пользуясь поддержкой королей.
С X по XIII в. учение катаров и патаренов развивалось беспрепятственно. В Италии, где феодалы были в угнетении, патарены держались в городах. Около 1163 г. в Милане патаренов было больше, чем католиков, да и активность их была выше — так, в соборе во время проповеди был убит архиепископ. В 1184 г. Верона была полна патаренов, так что изгнанный папа Лючай II не нашел в ней убежища, а в городе Сполето преобладали католики, кричавшие: «Смерть патаренам и гибеллинам!»,
[676]Из городов, где этот лозунг удавалось осуществить, патарены бежали во Францию или в Тулузу, потому что у графов Тулузы все высшие должности находились в руках евреев
[677]оказывавших покровительство катарам. И не надо забывать, что к XII в. дворянство Лангедока и Прованса состояло из потомков крупных землевладельцев, купивших латифундии в IX–X вв., т. е. богатых еврейских работорговцев-рахдонитов, своевременно перешедших в католичество. Обратившись в новую веру, эти дворяне, потомки купцов, называвшие себя ткачами, вели себя все более активно. В «Анналах» Барония под 1183 г. описаны «котерелли», действовавшие во Франции таким образом: «Они поджигали храмы, ловили священников и благочестивых людей, водили их с собой, мучили и при этом со смехом им говорили: «Пойте, пойте, певцы!» Эти слова сопровождали оплеухами и ударами толстыми палками. Те же «котерелли» грабили церкви, со злобой выкидывали тело Господне из золотых сосудов на землю и растаптывали эту святыню ногами».
[678]По существу, в этой записи содержится описание инкубационного периода альбигойской войны, которая началась задолго до того, как был объявлен призыв к Крестовому походу на еретиков. И как всегда, поиски виновного в развязывании войны не дают результата.
Итак, Западная Европа в XI–XII вв. была куда менее монолитна в культурном, религиозном, политическом плане, нежели в веке XIX. Удивляться нечему. Развитие цивилизации — это процесс уравнивания, подобный тому, что осуществлял в Древней Элладе покойный Прокруст. На популяционном уровне этот процесс затягивается до 1200 лет. Так, если отбросить от нашего времени 800 лет, легко представить мозаичность средневековой Европы. Это был «век самоуправства и беззакония».
[679]Ну вот и ответ на вопрос, поставленный выше. Чтобы примкнуть к Западу, надо было решить: к какому? К альбигойцам Тулузы? К папам Рима и их союзникам, вскоре названным вельфами (в Италии — гвельфы)? К императорам, копившим награбленные богатства в замке Трифельс? Вот каков был выбор, ибо такие провинциальные городки, как Париж, Лондон, Толедо, Барселона, в счет не шли.
Но ведь контакты должны быть обоюдными. Разве можно было уговорить папу отказаться от приоритета во всех автокефальных церквах и права разрешать от клятв, прощать грехи за деньги и владеть богатыми землями? Паписты были беспощадны к грекам и к полабским славянам — лютичам. Идти на контакт с ними было смерти подобно! Но ведь это была половина Европы!