Объединение толосов с теленгитами произошло лишь в середине XVIII в., когда теленгиты, бывшие подданными ойратов, бежали на Алтай из Западной Монголии от маньчжуров, которым император Цян Лун повелел перебить ойратов до последнего человека. Постепенно теленгиты смешались с телесами, жившими в этом крае с середины VII в. и пришедшими сюда вместе с Чеби-ханом, последним ревнителем тюркютской славы, и независимости
[1005].
Телесы мало похожи на своих предков — тюркютов раздела толос, но это и естественно, ибо тысяча лет несет немало перемен для народа, окруженного утесами, дебрями и врагами. Но археология устанавливает связь предков и потомков.
Маленький народ, запрятавшийся в высоких горах, совсем потерялся бы для истории, если бы не оставил памятников, переживших его. Могильники тюркютов раздела толос покрывают почти все степные склоны долин восточного Алтая. Это так называемые каменные оградки, с которыми связаны каменные изваяния скуластых мужчин в халатах, с мечом на бедре и чашей в правой руке
[1006]. Внутри этих оградок часто находят золу и пепел — остатки сожженного трупа
[1007]. На восток от могил тянутся вереницы балбалов, грубо обитых камней, вкопанных в землю
[1008]. Это памятники подвигам покойника — каждый балбал изображает убитого им врага. Многие могилы не имеют балбалов. Очевидно, там похоронен пепел женщин и детей.
Балбалы имеют две резко отличные формы: островерхую и плоскую, со стесанной верхушкой. Если учесть приведенные выше свидетельства орхонских надписей о том, что каждый балбал изображал определенного человека, то такое деление нельзя считать случайным. Скорее тут оттенен важный этнографический признак — головной убор. Степняки и посейчас носят островерхий малахай, а алтайцы — плоскую круглую шапочку
[1009].
Когда тюркюты в VII в. пришли на Алтай, то их врагами были, с одной стороны, аборигены — алтайцы, а с другой — степные племена, предки казахов. Очевидно, тюркюты в VII–IX вв. вели борьбу на оба фронта, что и отразилось в изображении балбалов. Если это справедливо, то мы можем отметить, что борьба со степью была более удачной, так как из 486 балбалов, изученных нами, 329 остроголовы, а 157 плоскоголовы.
Очевидно, и после Чеби-хана внезапные набеги на степные кочевья проходили успешнее, чем упорная борьба с горцами, знающими каждое дерево в лесу и каждый камень в ущельях. Может быть, поэтому плоскоголовые балбалы, как правило, массивнее остроголовых.
Так как мы не имеем исторических сведений о тюркютах-толосах
[1010]VIII–X вв., то большую ценность представляют даже те скудные сведения, которые могут дать немые камни; конечно, перипетии этой борьбы ускользнут от нас, но выяснение общего хода и направления ее — уже большая удача для исторической науки.
За двести лет, проведенных в новой среде, народ не мог не измениться. Первоначальная идея восстановления былого могущества, загнавшая тюркютов в Алтайские горы, оказалась несостоятельной, время обмануло их надежды.
Когда в степи настала анархия, то ею воспользовались не тюркюты, а кидани; тюркюты же больше никогда не выступали на политической арене. Почему? На это нам ответит физическая и экономическая география.