В Иран после недолгой македонской оккупации из приаральских степей пришли парфяне, сначала очаровавшиеся блеском эллинской культуры, а потом увлеченные глубинами зороастризма (250 г. до н. э. – 224 г. н. э.). Затем наступила иранская реакция, которую в наше время назвали бы национальной. Арташир Папаган сломил гегемонию аристократии и оперся на союз мелкого дворянства (дехкан) и духовенства (мобедов), используя пощаженных парфянских аристократов как конное войско.
В начале VI в. вельможа Маздак захватил власть, и началось истребление знати и духовенства, причем и те и другие представляли наиболее интеллектуальную часть населения. Переворот Хосрова Ануширвана в 530 г. положил конец реформе и связанным с ней экзекуциям, но привел к власти солдатчину, да-да, в полном смысле этого слова, ибо воины-профессионалы получали поденную плату. Солдатский вождь Бахрам Чубин в 590 г. овладел престолом, но против него поднялась вся земщина, и он был разбит.
Последний период (591–651 гг.) – неуклонное разложение культуры и государственной системы вплоть до арабского завоевания, повлекшего за собой эмиграцию и гибель всех грамотных и образованных персов, после чего начал складываться новый народ, с новой культурой и даже новым языком.
За описанный период в сфере культуры произошло пять изменений, каждое из которых по значительности внутри данной системы (в нашем случае иранской культуры) равно итальянскому Возрождению, хотя не похоже на него ни по генезису, ни по характеру и последствиям: 1. Эллинизация парфянских степняков, т. е. восприятие чуждой цивилизации. 2. Иранизация парфянской знати – попытка сближения с собственным народом. 3. Зороастрийская победа 224–226 гг. над парфянской аристократией – союз трона и алтаря. 4. Маздакизм. 5. Реакция митраизма, ибо армяне называли Бахрама Чубина «поклоняющийся Михру, мятежник». И на этом фоне – чуть заметное дуновение христианских и гностических идей, затронувших ничтожную часть рафинированной и неустойчивой интеллигенции.
Нет! Никак не могу поверить, что этот тысячелетний период напряженной творческой жизни был всего лишь переходным между македонской и арабской оккупациями. Для Ирана этот парфяно-сасанидский период с реминисценциями вроде восстания Сумбада Мага, Бабека, заговора Афшина и прочих проявлений антиарабской борьбы представляется равновеликим не итальянскому Возрождению, а всей романо-германской культуре Западной Европы, от Каролингов до Бонапартов. Тысяча лет равна тысяче лет, хотя сравниваемые культуры совсем не похожи друг на друга. Но именно «непохожесть», как и сходство, является одним из постулатов концепции Н. И. Конрада.
В Риме эллинизм можно отсчитывать от одной из двух дат: 1) от эпохи Двенадцати таблиц, когда группа изгнанников, обосновавшихся на семи холмах, организовалась по образцу греческого полиса. Но если так, то сюда попадает почти весь республиканский Рим, и, очевидно, для начала переходного периода эта дата не подходит; 2) культурная эллинизация Рима обычно приписывается деятельности кружка Сципионов во II в. до н. э. Так-то оно так, но Н. И. Конрад относит Римскую республику не к переходному периоду, а к утверждению рабовладельческой формации. Следовательно, для «переходного периода» остается только эпоха империи, охарактеризованная Н. И. Конрадом как «время зенита и вместе с тем распада».
[155]Пусть так.