EzoBox.ruБиблиотека эзотерики

Как уже неоднократно отмечалось, сознательная деятельность людей играет не меньшую роль в исторических процессах, чем эмоциональная, но характер их различен принципиально. Бескорыстное стремление к истине порождает научные открытия, которые определяют возможность технических усовершенствований и тем самым создают предпосылки для роста производительных сил. Увлечение красотой формирует психику и художника, и зрителя. Жажда справедливости стимулирует социальные переустройства. Короче говоря, «человеческий разум, который не является формой энергии, а производит действия, как будто ей отвечающие»,^[348]становится импульсом явления, именуемого прогрессом, и, следовательно, связан с общественной формой движения материи. Связь этих двух форм движения материи, которые соприсутствуют в каждом историческом событии, большом или малом, очевидна. Согласно В. И. Вернадскому, именно эволюция видов приводит к созданию форм жизни, устойчивых в биосфере (второй биохимический принцип), и, следовательно, направленное (прогрессивное) развитие – это явление планетарное. Ю. П. Трусов уточняет это положение, утверждая, что «по отношению к породившему его ограниченному миру общество имеет не только черты преемственности, но и глубокие принципиально новые черты, которые выделяют его из всего биологического мира… Эти черты связаны прежде всего с разумом, познанием мира и социально организованным трудом».^[349]Это различие заставляет его выделить из биосферы особую область – ноосферу, т. е. сферу разума, продуктом которой является техника в самом широком смысле, включающем искусство, науку и литературу как кристаллизацию деятельности разума.

Но плоды рук человеческих имеют изначальное отличие от творений природы. Они выпадают из конверсии биоценозов, где идет постоянный обмен веществом и энергией, поддерживающий биоценозы как системные целостности. Человеческое творчество вырывает из природы частицы вещества и ввергает их в оковы форм. Камни превращаются в пирамиды или Парфенон, шерсть – в пиджаки, металл – в сабли и танки. А эти предметы лишены саморазвития; они могут только разрушаться. На это принципиальное различие природы и техники в Широком смысле обратил внимание С. В. Калесник, указавший также, что не все создания человека таковы.^[350]Поле пшеницы, арык, стадо коров или домашняя кошка остаются в составе географической среды, несмотря на воздействие человека.

Итак, антропосфера занимает промежуточное положение между мертвой техносферой и живой природой. Но коль скоро так, то они находятся в оппозиции. И тут уместно ввести поправку Ю. К. Ефремова к оценке «ноосферы», которую он назвал «социосферой»: «Так ли уж разумна «сфера разума»? Ведь ее развитие ведет к замене живых процессов, обогативших нашу планету запасами конденсированной энергии, укрытой в почвах и осадочных породах, в каменном угле и нефти. Былая жизнь микроорганизмов подарила нам кислородную атмосферу и озоновый слой, спасающий нас от убийственных космических излучений. Растения, покрывающие землю, – это фабрики фотосинтеза, перерабатывающие свет в живую материю. Животные – наши меньшие братья регулируют биоценозы и сообщают им устойчивость».^[351]

А что дала нам ноосфера, даже если она действительно существует? От палеолита остались многочисленные кремневые отщепы и случайно оброненные скребки да рубила; от неолита – мусорные кучи на местах поселений. Античность подарила нам развалины городов, а Средневековье – руины замков. Даже тогда, когда древние сооружения доживали до нашего времени, как, например, пирамиды или Акрополь, это всегда инертные структуры, разрушающиеся относительно медленно. И вряд ли в наше время найдется человек, который предпочел бы видеть на месте лесов и степей груды отходов и бетонированные площадки. А ведь техника и ее продукты – это овеществление разума.

Короче говоря, как бы мы ни относились к идее существования ноосферы, полярность техники и жизни неоспорима. И тут перед нами встает задача определить соотношение пассионарности, инициирующей создание этносов, и сферы сознания, порождающего культуру и технику.