Например, в феодальной Европе внутри одного этноса, скажем французского, господствующий класс состоял из разных консорций: 1) феодалов в прямом смысле слова, то есть держателей ленов, связанных с короной вассальной присягой; 2) рыцарей, объединенных в ордена; 3) нотаблей, составляющих аппарат королевской власти (nobless de robe); 4) высшего духовенства; 5) ученых, например, профессоров Сорбонны; 6) городского патрициата, который сам делился по территориальному признаку, и т.д. Можно по принятой степени приближения выделить больше или меньше групп, но при этом надо обязательно учитывать еще их принадлежность к партиям, например, арманьякской и бургундской в начале XV в. А по отношению к народным массам такое разделение применимо в еще большей степени, так как каждая феодальная провинция носила тогда ярко выраженный индивидуальный характер.
В буржуазном обществе мы наблюдаем уже не те консорций, но принцип остается неизменным. Внутри этносов и помимо классов есть для каждой особи люди «своего» и не своего круга.
То, что «консорций», как мы их условно назвали, неизмеримо менее стойки и длительны, чем родо-племенные группировки, бесспорно, но ведь и последние не вечны. Значит, разница между теми и другими не принципиальна. Сходство же их в том, что они несут одинаковую функциональную нагрузку, поддерживая единство этноса путем внутреннего разделения.
И самое важное и любопытное – это то, что при возникновении «консорции» отличаются друг от друга лишь нюансами психологии, но со временем различия углубляются и кристаллизуются, переходя в обычаи и обряды, т.е. в явления, изучаемые этнографами. Например, старославянский поцелуйный обряд трансформировался в России в целование руки замужним дамам и сохранился у поместного дворянства, но исчез из быта других слоев населения.
A.M. Горький, наблюдавший в крупных городах Поволжья быт мещан и интеллигентов-разночинцев, констатирует такие глубокие различия, что предлагает рассматривать эти недавно сложившиеся группы населения как «разные племена» [53, стр. 81]. В том смысле слова, в котором он его употребляет, т.е. как различия в быте, нравах, представлениях, он прав, и наблюдение его плодотворно. В наше время эти различия почти стерлись. Они были характерны для короткого периода около 80 лет, но мы уже говорили, что продолжительность явления не влияет на принципиальную сторону дела.
Еще характернее другой пример – старообрядцы. Как известно, это небольшая часть великороссов, не принявших в шестидесятых годах XVII в. некоторых реформ церковного обряда. Тогда они еще ничем не выделялись среди прочего населения. Во втором поколении, при Петре I, они составляли определенную изолированную группу населения. К концу XVIII в. у них появились, а отчасти сохранились, обычаи, обряды, одежды, резко отличные от тех, которые стали общепринятыми. Екатерина II прекратила гонения на старообрядцев, но это не повело к обратному слиянию их с основной массой этноса. В новообразовавшуюся внутриэтническую целостность входили и купцы-миллионеры, и казаки, и полунищие крестьяне из Заволжья. Эта единица, сначала объединенная общностью судьбы – consortia, постепенно превратилась в единицу, объединенную общностью быта – соп?іхіа, и лишь в XX в. постепенно стала рассасываться, так как повод для ее возникновения давно перестал существовать, а оставалась только инерция.
Примеры, приведенные нами, ярки, но редки. Чаще функции внутриэтнических группировок принимают на себя естественно образующиеся территориальные объединения – землячества. Наличие таких делений, как и при родовом строе – существование фратрий, не подрывает этнического единства.
Теперь мы можем сделать вывод: внутриэтническое дробление есть условие, поддерживающее целостность этноса и придающее ему устойчивость; оно характерно для любых эпох и стадий развития.