Но мало этого. К. Ясперс отлично понимает, что все культурные ценности, материальные и духовные, созданы коллективами людей, объединенных в природные системные целостности, т.е. в этносы. Человек всегда работает для своих близких и в своем ландшафте, на базе опыта предков – своих, а не чужых. Поэтому-то человеческие творения разнобразны, но отнюдь не калейдоскопичны и не беспорядочны. Что же тогда можно вынести за скобки этнических типов и считать «экзистенциальной коммуникацией»? Только осознанное незнание «последних» истин, трактующих о смысле жизни. Только оно одно может объединить философов Китая, воспитанных на чтении нравоучений Конфуция, с пандитами Индии, почитающими Вишну – консервацию жизни и Шиву – изменение через смерть, с богословами Византии и естествоиспытателями Западной Европы. Позитивные системы всегда различны и взаимоисключающи. Обща только пустота, т.е. бездна.
Однако, согласно Ясперсу, «пустота» не ничто, а нечто трансцендентное мысли и потому лежащее за пределами любого возможного знания: мифологического, богословского или научного. С этой точки зрения любое объединение людей вокруг любой позитивной истины должно быть неподлинным, даже неполноценным. Ведь вокруг любого позитивного тезиса возникают споры, а вот о кантовской трансценденции или «шуньяте» Нагарджуны (II в. н.э.) говорить нечего. Поэтому при отсутствии знания не возникает разногласий и осуществляется экзистенциальное объединение, упраздняющее разнообразие как принцип.
По существу, в плане истории мысли, экзистенциализм – это изощренный вариант философского иконоборчества и попытка ухода от христианства к иудаизму [267, S.184]. Поэтому в число предшественников Ясперса, пусть не идейных, но исторических, следует зачислить Жана Кальвина и в какой-то мере Иоанна Скота Эригену, а в число противников его учения – Пелагия и естествоиспытателей, изучающих окружающий нас мир, а также историков, как эрудитской школы, так и теоретиков, например О. Тьерри, стремившихся уловить каузальные связи и закономерности процессов, протекавших реально в реальном времени. Цели этих направлений противоположны. В отличие от естествоиспытателей и теологов, изучающих то, что есть, Ясперс хочет, «пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического, достигнуть всеобъемлющего, что недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы все-таки можем – пояснить смысл истории»
[263].
Но если экзистенциализм – концепция последовательная, то и мы, естественники, не уступим спекулятивной философии.
Не пытаясь открыть смысл истории, мы хотим описать феномен и, исходя из внутренней логики его развития, указать причины появления концепции, с нашей точки зрения несправедливой. И сделать это надлежит не на основе философских постулатов, которые каждый может выбирать по своему вкусу, а на почве фактов и изложенной выше схемы. Предметом спора будет проблема «осевого времени».
Нет!
Как мы уже отмечали, К. Ясперс заметил совпадение акматических фаз этногенеза разных пассионарных толчков. Поскольку это отнюдь не начальные, исходные фазы, они всегда бросаются в глаза при поверхностном наблюдении. Отсюда выводы Ясперса, хотя и логичные, но ведущие к заблуждению.
Начальные фазы этногенеза всегда крайне своеобразны, так как формируются при неповторимом сочетании этнических субстратов и наличии различных традиций, преображаемых новым этносом. А при акматической фазе рефлексия мятущейся персоны, негодующей на устоявшийся быт, неизбежно единообразна. Поэтому-то и есть элемент сходства у Сократа, Заратуштры, Будды (Шакья Муни) и Конфуция: все они стремились упорядочить живую, кипучую действительность внесением того или иного рассудочного начала. Только это их и сближало, потому что принципы упорядочения у всех них были разные.