В первой половине XIII в. православные и несториане были врагами, но переворот Берке (1257 г.) и гонения, произведенные им против несториан, сторонников его соперников Сартака и Улакчи, подорвали значение несторианской общины как политической силы. При Менгу-Тимуре обострились отношения между Золотой Ордой и ильханом Хулагу, покровительствовавшим несторианству. Золотоордынские несториане оказались в изоляции и, можно думать, стали посещать православные церкви. Никакой специальной унии не понадобилось. Объединение христиан в пределах Сарайской епархии, видимо, произошло исподволь, как естественный процесс.
А не в этой ли исторической модификации кроется разгадка заговора молчания? Вначале, до 1257 г., когда несториане были в силе, о них хотели писать злобно, но не смели. А потом, когда православная церковь и ханская власть достигли соглашения, а униженные несториане стали неопасны, стало выгоднее привлекать их на свою сторону, нежели напоминать им об Эфесском соборе 431 г., после которого утекло столько воды. Сменилось время – и стали другими отношения людей между собой.
В XIII в. верные татары были нужны каждому, а по понятиям того времени «верные» означало «единоверные». Подобно тому, как торки, черные клобуки и берендеи искали в XII в. покровительства киевских князей, так должны были монгольские христиане лепиться к южной границе Русской земли, замалчивая былую рознь. Если наши общие соображения правильны, то там должны остаться их потомки. И они есть, это так называемые однодворцы, христиане, носящие тюркские фамилии
{137}. Они никогда не были мусульманами, потому что татар, обращенных в христианство из ислама, называют «кряшены», а о татарских богатырях, выходцах из Орды, мы скажем ниже, в другой связи.
В отличие от предыдущей эта, этногенетическая, гипотеза может быть отчасти проверена и уточнена путем этнографических работ, проведенных под определенным углом зрения и подчиненных заранее заданной цели. Чтобы решить любую проблему, надо сначала се поставить. В этом смысл любой гипотезы.
Опыт обобщения
А теперь, зная реальную историю Центральной Азии, спросим: могло ли в ней создаться в XII–XIII вв. государство, основанное, подобно халифату, на конфессиональном принципе? Да – могло! По своей структуре оно напоминало бы
[617]тюркский и уйгурский каганаты, но, пожалуй, было бы более устойчивым и менее агрессивным. Оно было бы третьим вариантом христианских культур и легко воспринимало бы достижения Европы и Ближнего Востока, находясь в постоянной оппозиции к Сунскому Китаю. Экономика его базировалась бы на сочетании кочевого скотоводства и оазисного земледелия Уйгурии; в нем процветала бы транзитная караванная торговля, но не возникло бы возможность организации далеких военных походов, потому что «люди длинной воли» не пришли бы к власти, а победили бы их соперники: найманы, кераиты и меркиты.
Кто помешал этому естественному ходу событий? Чингисхан и его монгольские ветераны, поставившие во главу угла не родо-племенную, а военную организацию, которая по самой своей природе решила все внешнеполитические, культурно-идеологические и социально-экономические проблемы длинным копьем и острой саблей.