Воззрения автора на Чингисхана, героя и вождя, вполне выражены словами: «Итак, он поставил нойонами-тысячниками людей, которые вместе с ним трудились и вместе созидали государство» (224). Автор тщательно отмечает, за какие подвиги даются те или иные милости, причем он не ленится повторить описание заслуги. В патетическом описании монгольской армии, вложенном в уста Джамухи, на первом месте поставлены «четыре пса»: Джэбэ с Хубилаем да Джельмэ с Субэтэем; на втором – ударные полки Уруд и Манхуд, а хан и его братья – на третьем, причем автор находит слова похвалы для всех, кроме Тэмуджина, о котором сказано лишь, что на нем хороший панцирь.
Любимый герой автора – Субэтэй-баатур. В уста Чингисхана вложен целый панегирик Субэтэю: «Если бы к небу поднялись бежавшие меркитские княжичи], то разве ты, Субэтэй, не настиг бы их, обернувшись соколом, летя как на крыльях. Если б они, обернувшись тарбаганами, даже и в землю зарылись когтями своими, разве ты, Субэтэй, не поймаешь их, обернувшись пешнею, ударяя и нащупывая. Если б они в море уплыли, обернувшись рыбами, разве ты, Субэтэй, не изловишь их, обернувшись неводом и ловя их» (199). Другие нойоны тоже упоминаются автором, но в не столь восторженном тоне и в общих перечислениях награжденных, тогда как Субэтэй упомянут еще как победитель русских (277). Вообще к боевым офицерам автор явно неравнодушен, и даже в числе четырех преступлений Угедея поставлено тайное убийство Дохолху, простого офицера (чербия), но «который всегда шел впереди всех перед очами своего государя» (281).
Итак, можно констатировать, что автор приемлет хана постольку, поскольку его приемлет армия, но это еще не все.
Автор подчеркивает верность «природному государю» как положительное качество, безотносительно вреду или пользе, которую оно приносит делу хана.
Чингис казнит нукеров Джамухи, предавших своего князя, и Кокочу, конюшего Сангума, бросившего своего господина в пустыне, и, наоборот, награждает Ная и Хаадах-баатура за верность его врагам, но их «природным государям». Тут по существу проповедь солдатской верности знамени и вождю, возведенная в религиозно-этический принцип, так как учитывается только преданность в бою, а отнюдь не в мирное время. Идеология автора дает ретроспективное искажение описываемых событий. Но нам пока важно установить, что положительная трактовка Чингисхана связана, в глазах автора, с последовательным служением собственному войску, а отрицательная – с его личными качествами.
Эта трактовка события в смысле достоверности сомнительна. Надо полагать, что дело обстояло не совсем так, как рисует нам автор «Тайной истории», тем более что он сам дважды проговаривается.
В первый раз, когда Сорган-Шира и его семья спасают Тэмуджина от тайджиутов, они подчиняются только обаянию его личности, и второй раз Боорчу бросает отцовское хозяйство и идет за незнакомым ему человеком по той же причине.
Автор написал эти этюды, желая восхвалить Боорчу и Сорган-Ширу, но тем самым он, незаметно для себя, бросил тень на свою концепцию, создание которой я отношу за счет уже неоднократно отмеченной тенденциозности «Тайной истории».
Для полноты картины следует рассмотреть характеристики врагов Чингисхана: Ванхана и Джамухи, его детей: Джучи, Чагатая и Угедея и фактического преемника его власти, полномочного министра Елюй Чуцая. Нас ждут не меньшие сюрпризы.