Я был уверен, что, находясь в тяжелых материальных обстоятельствах, она продаст эту брошь вскоре после моего отъезда. Наконец, брошь могла быть украдена во время бесконечных переездов беглецов с места на место, так как повсюду орудовали вооруженные банды, или потеряна в дороге.
Короче говоря, я совершенно забыл о ней и, придумывая способы избавления от нищеты, абсолютно упустил из виду возможность ее внезапного появления из небытия.
Оказалось, что, взяв брошь на хранение, мать неверно поняла мои слова о ее особой ценности и подумала, что эта вещь дорога мне как реликвия или подарок близкого человека и не может быть продана ни в коем случае. И все эти годы мать берегла брошь как зеницу ока, никому не показывала и практически не выпускала из рук. И сейчас она обрадовалась возможности возвратить мне ее, чтобы избавиться наконец от постоянной тревоги за ее сохранность.
Можете представить себе мое состояние, когда я увидел эту брошь и понял, что спасен.
Эта брошь давала мне возможность занять под залог две тысячи долларов у кого-нибудь из знакомых, но я решил захватить ее с собой в Америку, так как в Париже мне предложили за нее всего 125 тысяч франков, тогда как я знал, что она стоит значительно дороже. И затем, продав ее в Нью-Йорке, я понял, что не ошибся, не став спешить с продажей".
Здесь мистер Гурджиев прервал свое повествование и закурил сигарету, с улыбкой поглядывая на нас. Нарушив тишину, воцарившуюся в комнате, из-за стола встал мистер X. и, подойдя к мистеру Гурджиеву, сказал: "Не знаю, виной ли тому ваш простой рассказ или все дело в моей сентиментальности, но я чувствую постоянную потребность облегчить бремя ваших забот, взяв часть из них на себя.
Позвольте мне вручить вам этот чек, пожертвовав на ваш Институт все, что в данный момент находится в моем распоряжении. В то же время в присутствии всех этих людей я обещаю, что вы будете получать такую же сумму ежегодно, в каком бы уголке земли вы ни находились и каково бы ни было ваше материальное положение".
Когда мистер X. окончил свою речь и, явно взволнованный, вытер лоб носовым платком, встал мистер Гурджиев и, положив руку ему на плечо, посмотрел на него с такой добротой и признательностью, которую невозможно забыть, и сказал: "Благодарю вас, с сегодняшнего дня вы мне как брат".