У одной из стен стояла швейная машина; это была старая, крашеная кистью машина с ножным приводом. Рядом с ней стоял высокий книжный шкаф. Вместо книг полки были забиты рулонами отличного ситца, шелка, шерстяного габардина, аккуратно разложенными по цветам и сортам.
На низком столике у окна красовались шесть разноцветных париков, надетых на специальные болванки. Среди них был и тот светлый, в котором я видела Делию Флорес, и темный с кудряшками, который Мариано Аурелиано натянул мне на голову у кофейни в Тусоне.
Четвертая комната находилась несколько поодаль от остальных и по другую сторону холла. По сравнению с первыми двумя она казалась пустой. Последние лучи заходящего солнца, просеянные сквозь решетчатую стену, лежали на полу ковром из света и теней, колыхающимся квадратом прямоугольной мозаики.
Немногочисленные предметы обстановки были расставлены так искусно, что пространство казалось большим, чем оно было на самом деле. Вдоль стен стояли низкие застекленные книжные полки. В дальнем углу в алькове стояла узкая кровать. Низко свисающее серо-белое клетчатое одеяло гармонировало с игрой теней на полу. Элегантный секретер розового дерева и не менее изящный стул черного дерева с украшениями из золоченой бронзы не только не смягчали ощущения голой пустоты в комнате, но даже усиливали его. Я знала, что это комната Кармелы.
Я бы с удовольствием пересмотрела названия книг, стоящих за стеклами полок, но слишком велико было мое беспокойство. Я бросилась в коридор так, словно за мной кто-то гнался, и выбежала в патио. Там я села на один из плетеных стульев; я дрожала и вся покрылась потом, но руки мои похолодели, как лед. Не чувство вины бросило меня в дрожь,-- я нисколько не опасалась, что меня застигнут шныряющей по комнатам,-- но какое-то чужое свойство принадлежности к иному миру, которое излучали все эти прекрасно обставленные комнаты. Тишина, прилипшая к стенам, была неестественной. Это была тишина не временного отсутствия живущих здесь людей, а отсутствия чувств и переживаний, которыми обычно проникнуты обжитые пространства.
Каждый раз, когда кто-нибудь называл этих женщин колдуньями или ведьмами, я смеялась в душе; они не действовали и не выглядели так, как, по моему разумению, должны были действовать и выглядеть ведьмы, -- драматически вычурно и зловеще. Но теперь я уже точно знала, что они в самом деле отличаются от иных человеческих существ. Меня пугало то, что сущность этого их отличия я не в состоянии не только понять, но даже представить.
Моим беспокойным мыслям положил конец тихий скрип. Следуя за этим жутковатым звуком, я на цыпочках двинулась по коридору от спален в другой конец дома. Скрип доносился из помещения за кухней. Я подкралась едва слышно, но звук прекратился в тот самый момент, как я приложила ухо к двери. Стоило мне отодвинуться, как звук возобновился. Озадаченная, я снова прижала ухо к двери, и скрип тотчас умолк. Я придвигалась и отодвигалась несколько раз, а скрип то начинался, то умолкал, словно целиком зависел от моих действий.
Решившись выяснить, кто же там прячется, -- или еще хуже, кто задался целью напугать меня, -- я взялась за дверную ручку. Дверь не открывалась, и я несколько минут провозилась с ручкой, прежде чем поняла, что дверь заперта и ключ оставлен в замке.