Наклонившись вместе с креслом, он держался в нем так непрочно, что я стала опасаться, как бы он не упал назад и не врезался в посудный шкаф. Вспышка озорства появилась в его глазах, когда он начал напевать себе под нос хорошо известную песню "Девушка на ранчо". Вместо слов, которые были в ней, он вставил куплет, рассказывающий историю Исидоро Балтасара, известного повара из Тусона. Повара, который никогда не терял своего хладнокровия, даже тогда, когда его обвинили в том, что он кладет в свою стряпню дохлых тараканов.
-- А! -- воскликнула я. -- Повар! Поваром в кофейне был Исидоро Балтасар! Но этого не может быть, -- пробормотала я. -Не думаю, чтобы он... -- я остановилась на полуслове.
Я продолжала смотреть на Мариано Аурелиано в надежде, что его лицо, этот орлиный нос, эти сверлящие глаза что-то мне откроют. Я непроизвольно поежилась, словно меня вдруг обдало холодом. В его холодных глазах было что-то яростное.
-- Да? -- подсказал он мне. -- Ты не думаешь, чтобы он... -- движением головы он показал, что ждет, чтобы я закончила фразу.
Я собиралась сказать, весьма бессвязно, что не думаю, чтобы Исидоро Балтасар стал так бессовестно мне лгать. Однако заставить себя сказать это я не смогла.
Взгляд Мариано Аурелиано стал еще жестче, но я была слишком выведена из равновесия, мне было чересчур обидно за себя, чтобы испугаться.
-- Итак, меня все-таки обманули, -- наконец выпалила я, сердито на него глядя. -- Исидоро Балтасар все время знал, кто я такая. Все это игра.
-- Все это игра, -- легко согласился Мариано Аурелиано. -Однако удивительная игра. Единственная игра, в которую стоит играть. -- Он замолчал, словно хотел дать мне время еще повыражать свое недовольство. Но прежде чем я успела этим воспользоваться, он напомнил мне о парике, который он надел мне на голову. -- Если ты не узнала Исидоро Балтасара, который не был переодет, то почему ты думаешь, что он узнал тебя, черноволосую, с короткой кудрявой стрижкой?
Мариано Аурелиано продолжал смотреть на меня. Его взгляд утратил свою жесткость, теперь в его глазах было грустное усталое выражение.
-- Тебя не обманули. Тебя даже не соблазнили. Не то чтобы я на это не пошел, если бы счел необходимым, -- заметил он светлым мягким тоном. -- Я с самого начала говорил тебе, что есть что. Ты была свидетелем событий огромной важности, но все еще их не заметила. Как и большинство людей, ты связываешь магию с причудливым поведением, ритуалами, зельями, заклинаниями.
Он наклонился ближе и, понизив голос буквально до шепота, добавил, что настоящая магия состоит в тонком и умелом управлении восприятием.
-- Настоящая магия, -- вставил м-р Флорес, -- не приемлет человеческого вмешательства.
-- Но м-р Аурелиано утверждал, что он отправил меня к Исидоро Балтасару, -- заметила я с ребяческой несдержанностью. -- Разве это не вмешательство?
-- Я -- нагваль, -- просто сказал Мариано Аурелиано. -- Я -- нагваль Мариано Аурелиано, и тот факт, что я -- нагваль, позволяет мне управлять восприятием.
Я выслушала его слова с особым вниманием, но у меня не было ни малейшего понятия о том, что он имеет в виду под управлением восприятием. Чисто из нервозности, я потянулась за последним сушеным абрикосом, лежавшим на тарелке.
-- Ты заболеешь, -- сказал м-р Флорес. -- Ты такая крошечная, и у тебя такая боль в... глазах.
Мариано Аурелиано подошел и встал позади меня, затем нажал на мою спину таким образом, что я закашлялась и выплюнула последний абрикос, который был у меня во рту.
Глава 8