Ворон уселся на мою пустую руку и смотрел на меня боком своим сияющим хрустальным глазом. Птица раскрыла крылья, но не улетела; ее черные перья отливали синевой под солнечными лучами.
Я спокойно сказала Флоринде, что давление, оказываемое на меня миром магов, было невыносимым.
-- Нонсенс! -- проворчала она, как будто говорила с избалованным ребенком. -- Смотри, мы вспугнули Дионисия. -- Она восхищенно следила, как ворон описывал круги над нашими головами, потом опять внимательно посмотрела на меня.
Я отвернула лицо, не понимая, что побудило меня так поступить. В сияющем взгляде темных глаз Флоринды не было ничего недоброго. Глаза были спокойны и абсолютно безразличны, когда она сказала:
-- Если ты не сможешь достичь Исидоро Балтасара, тогда я и другие маги, учившие тебя, ошиблись, выбрав тебя. Мы бы ошиблись, вызвав тебя. Но это окончательная потеря не для нас, это полный крах для тебя. -- Видя, что я вновь готова зарыдать, она бросила мне вызов: -- Где твоя безупречная цель? Что произошло со всем, чему ты научилась с нами?
-- Что все это значит, если я не смогу последовать за Исидоро Балтасаром? -- сквозь слезы спросила я.
-- Как ты собираешься продолжать жить в мире магов, если не сделаешь усилия найти его? -- резко спросила она.
-- Сейчас мне очень нужна доброта, -- пробормотала я, закрывая глаза, чтобы не полились слезы. -- Мне нужна мама. Если бы только я могла пойти к ней.
Я удивилась собственным словам, но мне действительно хотелось этого. Не имея сил дольше сдерживаться, я разревелась.
Флоринда тихо смеялась. Но она не издевалась надо мной; в ее смехе были и доброта, и симпатия. -- Твоя мама очень далеко, -- сказала она тихо, глядя печально и отстраненно, -- и ты никогда не найдешь ее снова. -- Ее голос превратился в тихий шепот, когда она продолжала говорить, что жизнь мага создает непреодолимый барьер вокруг нас. Маги, напомнила она, не могут найти утешение в симпатиях других или в жалости к самим себе.
-- Ты думаешь, что все, что меня мучит, вызвано жалостью к себе, да?
-- Нет. Не только жалостью, но и впечатлительностью тоже. -- Она положила руки мне на плечи и обняла меня, как будто я была маленьким ребенком. -- Большинство женщин болезненно впечатлительны, ты ведь знаешь, -- пробормотала она. -- Ты и я среди них.
Я не согласилась с ней, но у меня не было сил возражать. Я была слишком счастлива в ее объятиях. Вместо печали у меня на лице появилась улыбка. Флоринда, как и все остальные женщины в мире магов, нуждались в легком выражении своих материнских чувств. И хотя мне нравилось целовать и обнимать людей, которых я любила, я не выносила оставаться в чьих-либо руках дольше чем на мгновение. Объятие Флоринды было теплым и успокаивающим, как у матери, но это было все, что я могла надеяться получить.
Затем она ушла в дом.
Внезапно я начала просыпаться. Какое-то время я просто лежала там -- на земле в футе от фонтана -- пытаясь вспомнить что-то из того, что Флоринда говорила мне, прежде чем я уснула под рассеянным солнечным светом. Очевидно, я проспала несколько часов. И хотя небо все еще было светлым, вечерние тени уже украдкой проникали во двор.