-- Если ты будешь держать себя в руках, то поймешь, что маги ничего не делают только для собственного развлечения, чтобы произвести на кого-то впечатление или просто дать выход своей магической силе, -- сказал он с подчеркнутым спокойствием. -- Все их поступки имеют свою цель и причину.
Он внимательно посмотрел на меня с таким выражением, что мне захотелось убраться прочь.
-- И перестань ходить с таким видом, будто у тебя каникулы, -- отметил он. -- Для магов ты -- у них в плену, а не на празднике.
-- Что ты пытаешься объяснить мне? Говори сразу, не тяни! -- гневно потребовала я.
-- Как можно сказать еще понятней? -- обманчивая мягкость его голоса скрывала от меня истинный смысл слов. -- Маги все сказали тебе прошлой ночью. В образе четырех женщин планеты сновидящих они показали тебе, кто ты есть на самом деле: шлюха с манией величия.
Я была настолько ошеломлена, что на мгновение застыла. Затем гнев, горячий, как лава, мгновенно заполнил все мое тело.
-- Ты -- жалкий ничтожный кусок дерьма! -- завизжала я и двинула его ногой в пах. И еще не коснувшись его, я уже видела маленького старого ублюдка извивающимся от боли на земле. Однако мой пинок так и не достиг цели: с проворством призового борца смотритель отскочил в сторону.
Продолжая широко улыбаться, он смотрел на меня, тяжело дышащую и стонущую, -- жестко и холодно.
-- Ты пытаешься проделать с нагвалем Исидоро Балтасаром все те штуки, о которых они говорили. Ты так воспитана. Подумай об этом вместо того, чтобы злиться.
Я хотела заговорить, но не могла произнести ни слова. Меня поразило не столько то, что он говорил, сколько его отрешенно безразличный, холодный тон. Я бы предпочла, чтобы он накричал на меня. По крайней мере, я бы знала, что мне делать: кричала бы еще громче.
Сопротивляться не имело смысла. Я убеждала себя, что он не прав, что он просто злой и дряхлый старик. Я уже не сердилась на него, но и не собиралась воспринимать всерьез.
-- Я надеюсь, ты не собираешься лить слезы, -- предупредил он, прежде чем я оправилась от шока.
Несмотря на свою решимость не сердиться на старого ублюдка, я покраснела от злости.
-- Конечно, нет, -- бросила я и, желая достать его ногой еще раз, закричала, что он всего лишь уборщик куриного дерьма и заслужил, чтобы его поколотили за наглость; но его тяжелый безжалостный взгляд лишил меня энергии.
Все тем же учтивым невыразительным тоном он каким-то образом сумел убедить меня в том, что я должна попросить у него прощения.
-- Мне очень жаль, -- извинилась я искренне. -- Мое плохое настроение и ужасные манеры всегда берут верх.
-- Я знаю. Они предупредили меня об этом, -- сказал он серьезно и добавил уже улыбаясь: -- Ешь.
Весь завтрак я чувствовала себя не в своей тарелке. Я медленно жевала, незаметно наблюдая за ним, и видела, что он не злится на меня, хоть и не делает ни малейшего усилия, чтобы продемонстрировать это.
Я пыталась утешить себя этой мыслью, но не нашла в ней ничего успокаивающего. Я чувствовала, что его безразличие не было ни умышленным ни надуманным. Он не был зол на меня, просто все, что я говорила и делала, не произвело на него никакого впечатления.
Я проглотила последний кусок и, удивляясь собственной уверенности, сказала первое, что пришло мне в голову:
-- Ты не смотритель.
Он посмотрел на меня и спросил:
-- А кто, по-твоему?