По мнению итальянского профессора Джулио Фанти, возглавлявшего исследование, в ходе которого слабое изображение удалось сделать более четким, это оттиск все того же лица, что и на лицевой стороне плащаницы, хотя есть и кое-какие отличия. Очень хорошо, что имеются отличия. Дело в том, что, если бы оборотное изображение было зеркальным по отношению к лицевому, плащаницу точно можно было признать подделкой — дескать, краски, нанесенные на одну сторону плащаницы, со временем просочились сквозь ткань. Но все дело в том, что в данном случае о зеркальности речь не идет, — это просто два изображения одного и того же человека.
Как написал В. Покровский в статье «Обратная сторона Туринской плащаницы», «чудеса на свете бывают, только каждое из них обязательно имеет реалистическое объяснение. Найдется ли объяснение феномену Туринской плащаницы и всем ее бесчисленным тайнам, Бог весть. Следующий раунд поисков намечен на 2025 год, когда монахи вновь извлекут ее из серебряного контейнера, где она хранится уже многие сотни лет»[9].
А пока и в самом деле пора предоставить слово ученым-исследователям Туринской плащаницы.
Продолжение легенды о плащанице
Как долго он пробыл без сознания, Жан-Пьер де Вуази впоследствии так и не смог припомнить.Вновь и вновь кто-то склонялся к нему из темноты. Один раз больной услышал какой-то далекий шум. Жан-Пьер с трудом открыл глаза, увидел какой-то нестерпимо яркий, просто невероятный свет и вновь провалился в беспамятство.А потом сознание вернулось, и к нему из непереносимо яркого света двинулся высокий стройный незнакомец. Глаза Жана-Пьера жадно впились в силуэт, словно сотканный из света. Лицо он пока видел неотчетливо—человек, кажется, был бородат, по плечам спускались длинные каштановые волосы. Незнакомец склонился над ложем больного.
Теплый, почти нежный взгляд больших темных глаз приковывал к себе Жана-Пьера. Де Вуази показалось, что он не может пошевелиться, скованный по рукам и ногам этим взглядом. Сердце его учащенно забилось.
— Иисус?—прошептал он.—Ты пришел, чтобы забрать меня?
— Он бредит...—словно издалека произнес мягкий мужской голос.
Жан-Пьер зажмурил глаза, понимая, что обязательно должен не поддаться мороку бреда. И силой заставил себя вновь приподнять веки.
Теперь рядом с ним был его друг, принц Халид.
— Доброе утро!—произнес сын эмира.
Жан-Пьер переспросил слабым голосом:
— Доброе утро?
— Да, утро 7 сентября...
— Значит, я...
— Ты пролежал в беспамятстве целых восемнадцать дней. Но теперь ты вновь пойдешь на поправку, так говорят ибн Вазилъ и Натанаэлъ. Ах, да...—спохватился сын эмира, оборачиваясь к кому-то в покоях,—это мой друг Натанаэлъ.
Жан-Пьер с трудом повернул голову и увидел человека из света.
Натанаэлъ казался чуть старше Халида и самого Жана-Пьера. Лицо его выглядело мужественно и мягко одновременно. Волнистые до плеч каштановые волосы ниспадали с высокого лба.
— Утро доброе,—произнес он.
— Ты говоришь на моем языке?—удивился Жан-Пьер.
— Ну да,—отозвался рабби,—мы, иудеи, рассеяны по всему миру и говорим на многих языках. Кроме того, в Акконе—вы, европейцы, называете сей город Сен-Жан д’Акра—долгие годы я учился в школе раввинов. Ты, верно, знаешь, что Аккон относится к Латинскому королевству в Палестине, в нем говорят по-французски.
— Натанаэлъ только два дня назад прибыл в Тунис,—пояснил сын эмира,—мы вместе дежурили у твоей постели. А ты так и не заметил?
— Не помню...—прошептал Жан-Пьер. А потом собрался с силами и все же спросил:—Воцарился ли мир в Тунисе?
Лицо Халида помрачнело.