— Присутствие Ничто есть боль. Подойди ближе, и ты познаешь боль, ничтожный.
Митома атаковал, но Вэй Гуань отклонился. Песок взметнулся в воздух. Вэй Гуань исчез за каскадом песка, перевернувшись колесом. Митома тряс головой и тер кулаками глаза. Потом откуда-то вылетел монах, и его нога, словно невзначай, коснулась рук Митомы. Но все было так быстро и столь дико, что даже сёгун не смог ничего понять.
Все повскакали на ноги. Что за битва! Уродливый сын даймё и непобедимый безоружный монах творили просто чудеса.
Вновь атаковал Митома. Вновь атаковал монах. На теле Вэй Гуаня появились кровавые полосы.
Плечи и грудь Митомы вздымались и опускались, словно в экстазе.
— Боль, боль, боль, боль, боль, — в упоении выкрикивал Митома.
Жар выжигал противникам глаза. Дышать было нечем.
Внезапно Вэй Гуань взлетел в воздух, и его руки превратились в режущий алмаз.
Удар пришелся в подбородок Митомы, зубы у сына даймё громко клацнули.
Борьба завершилась.
Митома шатнулся. Два меча дождем стекли из его рук в песок арены. А сам Митома рухнул на землю, так и оставшись лежать там горкой из плоти и костей.
Вэй Гуань расслабился. Все его тело было окровавлено. Но он должен выказать уважение противнику.
— Боль не являет собой присутствие Ничто, друг мой, ибо боль ничего не значит. Ты сам доказал это, а я лишь подтверждаю. Но все же я благодарен тебе за твою попытку дать мне ответ, сын даймё.
Зрители все еще не могли понять, что Митома уже более никогда не встанет. Трудно было поверить, что один-единственный удар способен уничтожить даже вооруженного мечами самурая.
А потом на арену выскочили слуги и два лекаря. Один наложил повязки на раны монаха, а второй установил, что Митома жив, но еще не скоро придет в сознание и уж тем паче поднимется на ноги.
— Должен ли жить воин Митома? — выкрикнул глашатай. — Он — сын даймё, он славен своими битвами на полях сражений.
Толпа благодушно закричала:
— Митоомааа! Миитоомааа!
Сам он, впрочем, ничего не слышал, ощущая сейчас лишь присутствие Ничто. Его уносили с арены прочь на носилках.
Экскурс. Как картина на стене — «Непрошеная повесть»
В самом начале XIV столетия в Японии жила придворная дама по имени Нидзе. Жила она и до двадцати шести лет служила во дворце Томикодзи. Служила императору-ребенку (годовалому мальчику), отец которого Го-Фукакуса, фаворит Нидзе, именовался «прежним» государем или «государем-монахом».
Знатным мужчинам и женщинам, служившим при дворе, приходилось самим содержать себя, а также своих слуг и служанок и свой выезд. Это был причудливый мир. По существу, жизнь при дворе была своеобразным вращением на холостом ходу, ибо былой порядок эпохи первых небесных императоров безвозвратно канул в прошлое. Но при дворе, к счастью, продолжали занятия искусством: музыкой, рисованием и литературой.