— Изменись! — повторил мой друг. Но стоящая перед ним фигура оставалась прежней.
— Вижу, ты обманул меня — я не могу тебя изменить!
— Я же сказал, что меняюсь медленно.
— Что ты имеешь в виду?
— Я меняюсь только одновременно с тобой.
— Значит, я нисколько не изменился?
— А я за тем и слежу, чтобы ты не менялся.
И так, в компании со своим дьяволом моему другу пришлось пройти по местам, от описания которых я воздержусь, — задолго до меня с этим прекрасно справился Гёте, когда писал свою «Вальпургиеву ночь». Безрассудный и отчаянный, он следовал за своим поводырём до тех пор, пока не выбился из сил. Дни, недели тянулись, как один нескончаемый кошмар.
— Неужели я никогда не смогу от тебя освободиться? — спрашивал он своего спутника.
— Сможешь.
— Но как?
— Освободившись от самого себя.
— Это легче сказать, чем сделать.
— Да, сказать — легко, сделать — трудно.
Часто они оказывались на полях сражений — прямо на линии атаки или в гуще солдат. Единственным развлечением моего друга было изредка вдыхать аромат кофе и жареного мяса. Он пытался пить бренди из фляг, когда солдаты подносили их к своим губам, они не видели его и потому не прогоняли. Моего друга всё сильнее терзали голод и отчаяние. С кем бы он ни встречался, его спутники всё время принимали форму мужчины, которого он ненавидел, и женщины, которую он похотливо желал. Он видел их омерзительные совокупления. Иногда призрак женщины обращался к нему с ласковыми словами. Он проклинал её, но всё же льнул к её руке. Однако всякий раз, когда он пытался её поцеловать, призрак исчезал.
Иногда во время больших боёв в нём просыпался боевой пыл. Он набрасывался на солдат противника, как будто хотел отомстить им за все свои страдания. Он пытался вырвать из их рук винтовки, а когда душа кого-либо из них отделялась от тела, старался вывести её из темноты и из состояния сна, в которое она попадала, но это ему никогда не удавалось. Ему вообще ничего не удавалось. Само его существование было тщетным, горьким и безрадостным.
Однажды я подошёл к нему и дотронулся рукой до его лба.
— Ты не такой, как все остальные, — сказал он равнодушно, — откуда ты?
— Я пришёл издалека, — ответил я, — хочешь пойти со мной?
— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, — согласился он.
— Ты хотел бы остаться один?
— Нет. Одному ещё хуже.
— Самое худшее уже позади, — утешил его я.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что на этот раз источник твоих низменных желаний уже истощился. Ты устал и с отвращением вспоминаешь ту жизнь, которую ты вёл с тех пор, как освободился от своего тела.
— Какое странное выражение — «освободился»! Только сейчас я чувствую, что очень хочу освободиться.
— И я помогу тебе вырваться ещё из одной темницы, в которую ты заключён, помогу сорвать ещё одну оболочку с самого себя, которая не выпускает тебя на волю.
— А для чего это тебе?
— Чтобы ты не тратил сил понапрасну, когда будешь стараться освободиться от этой оболочки самостоятельно, — сказал я, — а сейчас ты, наверное, хочешь спать?
— Да, я бы не отказался немного отдохнуть.