Первые донесения коллектора полны хвалений и удивления природному богатству и изобилию этой чудной страны. «Где только мы ни проходили, почва оказывалась всюду превосходною. Мы узнали от баддаг, что она дает по два урожая в год пшеницы, ячменя, гороха, опиума и других разных злаков. Невзирая на мороз январских ночей, мы нашли мак в полном цвету. По-видимому, мороз не оказывает в этом климате никакого действия на растительность… Во всех долинах и ущельях мы находили превосходную воду. На каждой четверти мили непременно встречался горный ручей, который нам приходилось, часто с опасностью, переходить вброд. Многие из источников сильно пропитаны железом, температура некоторых Превышала намного температуру воздуха… Куры и домашняя птица, найденная у оседлых баддаг, вдвое больше самых крупных пород той же птицы в Англии; а наши охотники нашли, что нильгирийская дичь, особенно фазаны, куропатки и зайцы, последние совершенно красного цвета, тоже гораздо крупнее этой дичи в Европе. Волки и шакалы встречались нам целыми стаями… Также попадались тигры, очевидно, еще не знакомые с ружьем и несколько пар слонов. Последние, посмотрев на нашу компанию, отвертывались довольно равнодушно и уходили в лес, не торопясь и как бы в полном неведении о возможной опасности… Южная сторона гор, покрытая на 5000 футов своей высоты тропическими, вполне девственными лесами, изобилует слонами особенного, почти черного цвета и величиной выше цейлонских слонов. Змей много и весьма красивых; в местностях, превышающих 3000 футов, они совсем безвредны (как это теперь доказано). Обезьян тоже несчетное число и на всех высотах».
Да будет замечено к слову, что англичане безжалостно с тех пор их истребляют.
[27]Бедные наши горемычные «прародители»! И каких только нет в Нильгири обезьян: от больших черных, с серыми пушистыми капюшонами «лангуров» – Presbytis jubatus – до «льва-обезьяны» Jnuus eilenus. Лангуры живут на вершинах самых высоких скал, в глубоких трещинах отдельными семействами, как настоящие «пещерные первобытные люди». Красота их меха служит предлогом к жестокому избиению европейцами этого кроткого и чрезвычайно умного животного. «Львы-обезьяны» счастливее. Они избегли такой горькой участи, выбрав себе местом жилья такие трущобы, куда еще не заходила нога человека. «Льва-обезьяну» можно встретить только на опушке леса на южной стороне «Голубых гор», куда они выходят иногда погреться на солнце. Завидя человека, они тотчас же спасаются в непроходимые чащи Малабарских лесов. Голова у этой обезьяны совершенно львиная, с бело-желтою гривой и пучком таких же волос на кончике хвоста, откуда и название их.
В этом описании флоры и фауны «холмов» я, конечно, придерживаюсь не одних показаний и исследований Сэлливана во время его первого восхождения. В те дни он знал еще очень мало и описывал лишь то, что встречал в дороге, вследствие чего я и дополняю его показания позднейшими открытиями.
Наконец, они напали на след настоящих обитателей и владетелей Нильгирийских гор, тоддов и курумбов. Чтобы не возвращаться опять к предмету, скажем тотчас же, что тогда как по позднейшим сведениям баддаги, живущие с тоддами уже около семисот лет, являлись иногда им одним известными дорогами в полянах Куимбатура, где живут их сродники, другие баддаги – тодды и курумбы – оставались совершенно неизвестны туземцам. Они и теперь, когда давно уже установилось правильное и ежедневное сообщение между Уттакамандом и Мадрасом, никогда не сходят со своих гор. Долго не знали, чему приписать такое неестественное молчание баддаг о существовании двух живущих вместе рас. Теперь решили, и кажется весьма справедливо, что тайна объясняется лишь одним суеверием, начало и причина которого, впрочем, все еще остаются европейцу необъяснимыми, а для каждого туземца – весьма понятными. Не говорили баддаги о тоддах потому, что для них тодды – боги, неземные существа, которых они боготворят; а произносить имена своих
фамильных,раз избранных божеств,
[28]считается у индусов за величайшее им оскорбление, за кощунство, на которое не решится ни один туземец, даже под угрозой смерти. А курумбов они ненавидят, страшась их столько же, сколько обожают тоддов. Одно уже, хотя бы тихо произнесенное имя «Курумбы», навлекает, по их мнению, несчастье на того, кто его произносит.