EzoBox.ruБиблиотека эзотерики

Но она не сообщает о дальнейшей судьберазграбленныхкниг.

Соревнуясь со свирепыми почитателями Марии четвертого века, современные церковные преследователи либерализма и «ереси» охотно заперли бы всех еретиков вместе с их книгами в какой-нибудь современный Серапион и сожгли бы их живьем.^[27]Причина этой ненависти естественна. Новейшие исследования более чем когда-либо раскрыли этот секрет.

«Не есть ли нынешнее поклонение святым и ангелам во всех отношениях то же самое, чем поклонение демонам было в прежние времена?» — сказал епископ Ньютон годы тому назад. — «Только название стало другим, сущность та же самая… те же самые храмы, те же самые изображения, которые когда-то посвящались Юпитеру и другим демонам, теперь посвящаются Деве Марии и другим святым… Язычество целиком переделано и применено кпапству».

Почему не быть беспристрастными и не добавить, что «значительная часть того же применена также в протестантских религиях?»

Само апостолическое имяPeterпришло из мистерий. Иерофант или верховный понтиф носил халдейский титул […],peter,или истолкователь. ИменаPhtah, Peth'r, резиденция Валаама, Патара и Патрас, имена городов-оракулов,pateresилиpateras, и, возможно, Буддха^[28] — все произошли от одного и того же корня. Иисус говорит: «На этомpetraя построю свою церковь, и врата, или правители Гадеса, не одолеют ее»; подразумевая подpetraвысеченный в скале храм, а метафорой — христианские мистерии, противниками которых были древние боги-мистерий подземного царства, которым поклонялись в обрядах Изиды, Адониса, Атиса, Сабазия, Диониса и Элевзинии. НикакогоапостолаПетра в Риме никогда не было; но папа, захватив скипетрPontifex Maximus,ключи Януса и Кибелы, и украсив свою христианскую голову шапкойMagna Mater,скопированной с тиары Брахматмы, верховного понтифа посвященных древней Индии, — стал наследником языческого верховного жреца, действительногоPeter-RomaилиPetroma.^[29]

У римско-католической церкви два гораздо более могущественных врага, чем «еретики» и «неверные»; и этими врагами являются сравнительная мифология и филология. Когда такие выдающиеся теологи, как досточтимый Джеймс Фримэн Кларк, прилагают так много усилий, чтобы убедить своих читателей, что «Критическое богословие со времен Оригена и Иеронима… и дискуссионное богословие в течение пятнадцати веков не заключалось в принятии, на основе авторитета, мнения других лиц», но, наоборот, выявило много «острых и разумных рассуждений», — мы можем лишь сожалеть, что так много учености должно было быть зря затрачено на попытки доказать то, что беспристрастный обзор истории богословия опровергает на каждом шагу. В этих «дискуссиях» и в критической трактовке доктрин церкви, несомненно, можно обнаружить некоторую долю «острых рассуждений», но намного больше там еще более острой софистики.