Все возвращается к жизни, когда в час заката в старой беседке наступает прохлада. Тень на солнечных часах с каждой минутой становятся длиннее, и оживившаяся природа пробуждается даже сильнее, нежели в самые холодные часы приближающейся ночи. Птицы и насекомые чирикают и жужжат, исполняя свои последние вечерние гимны вокруг этой мужественной и все еще могущественной Формы, когда она медленно и устало ступает по покрытой гравием тропе. И теперь ее суровый взгляд с тоскою и затаенной завистью взирает на голубую вздымающуюся грудь умиротворенного моря. Пролив искрится, подобно ковру из синего бархата с вкрапленными в него самоцветами, в этом прощальном танце солнечных лучей и улыбается, как задумавшееся утомленное дитя, усталое от долгого гуляния по берегу. А еще дальше, спокойное и безмятежное в своей коварной красоте, все дальше и дальше расстилается море, своими холодными водами напоминая гладкое зеркало… соленое и горькое, как человеческие слезы. Оно лежит в своем предательском покое, подобно гигантскому спящему чудовищу, и стережет непостижимую тайну своих черных бездн. Оно действительно являет собой кладбище без памятников, где нашли свой последний приют миллионы утонувших в его глубинах…

Когда печальные останки единственной благородной Формы проходят там, как только их час пробьет и гулкоголосые колокола звонят по усопшим, отделившуюся душу следует подготовить к погребению и похоронить с помпой. Об ее разрушении и распаде возвестят миллионы трубных гласов. Короли, принцы и все могущественные люди на земле явятся на ее похороны или пошлют своих представителей с печальными ликами и изъявлениями соболезнования тем, кто навеки остался после них…

– Выиграно лишь одно очко у тех, непогребенных и безвестных, – вот горькое размышление Души-Эго.

Таким образом один день стремительно сменяется другим; и когда быстрокрылое Время убыстряет свой полет, каждый исчезающий час разрывает некую нить в материи жизни, а Душа-Эго – это постепенно преобразованные в своих видах предметы и люди. Проносясь между двумя вечностями, гораздо дальше от своего места рождения, одинокая среди толпы своих врачей и слуг, эта Форма с каждым днем все ближе и ближе тянется к своей Душе-Сущности. И теперь другой свет, не доходящий и недоступный в дни радости, мягко опускается на изможденного пленника. Теперь это кажется тем, что прежде никогда нельзя было постичь…

Как велики и таинственны весенние ночи на морском берегу, когда ветры словно цепенеют, и все стихии утихают! Тогда в природе воцаряется торжественная тишина. Едва слышен шум серебристой волны, мягко набегающей и нежно ласкающей влажный песок, ракушки и голыши. Совершая свое бесконечное путешествие вверх и вниз, шум волны достигает слуха, подобно нежному нескончаемому дыханию, исходящему от мерно вздымающейся груди спящего. До чего же ничтожным, маленьким и беззащитным чувствует себя человек во время этих спокойных часов, когда он находится между двумя гигантскими непостижимыми величинами: усыпанном звездами небесным куполом и спящей землею. Небеса и земля погружены в сон, но их души бодрствуют, и они ведут между собой бесконечную беседу, шепотом передавая друг другу невыразимые тайны. Вот тогда-то оккультная, сокровенная сторона Природы и приподнимает для нас свою завесу, и открывает нам тайны, которые мы тщетно попытались бы отыскать днем. Кажется, что небесный свод, настолько удаленный от земли, в эти мгновения приближается и склоняется над нею. Звездные луга обменивается объятьями со своими более скромными земными братьями – полянами, усыпанными маргаритками и спящими изумрудными полями. Небесный свод падает ниц в объятья величественного умиротворенного моря; и мириады звезд, что усыпали небосвод и смотрели на землю, словно купаются в каждом озерце и лужице. Для изрезанной скорбными морщинами души эти мерцающие светила как глаза ангелов. С невыразимой печалью они взирают с вышины на страдающее человечество. И не ночная роса покрывает лепестки спящих цветов, а слезы сострадания, что падают из этих глаз при виде ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГОРЯ.

Да, нежна и прекрасна южная ночь. Однако…