То, что ни один такой крупный и растущий орган, каковым ныне стала Э[зотерическая] С[екция], не мог не остаться без своих предателей, тайных и явных, я сознавала с самого начала. Я знала с первого же дня, что ожидает меня. Я знала, что задача, стоящая передо мною, обернется для меня еще большим поношением и обманом, чем когда бы то ни было; что она непременно вызовет уйму злобных чувств у членов главного (экзотерического) органа Т[еософского] О[бщества], которые, в конечном счете, будут в особенности, если и не исключительно, вымещены на мне. И все произошло именно так, как я предполагала. Но если из-за этого и была задержана, по большей части, отправкаИнструкций,то все же это не была, как сказано, единственная причина. Возникло более серьезное препятствие – а для меня и тяжелейшее из всех. Я получила два письма и упрек от Учителей. Сии дошли до меня отнюдь не таким способом, который мог бы вселить надежду на то, что оно менее серьезно, нежели казалось вначале. Письма, что я получала оба раза, написаны ясно и откровенно и посланы совершенно прозаическим способом на сиккимской границе по почте – одно в марте, другое в августе. Последнее не оставило мне никакой эфемерной надежды на то, что я превратно истолковала или даже преувеличила факты. В своем первом письме наши Учителя выразили недовольство, а в последнем, полученном мною как только из Нью-Йорка пришло известие о предательстве М. А. Лейна, неудовольствие это проявилось еще больше.