Особое творениеимело местодля человека и «особое творение» для антропоидной обезьяны, его порождения, только по другим линиям, вне линий, когда-либо предложенных наукою. Альберт Годри и другие приводят несколько веских причин, почему человек не может рассматриваться, как венец обезьяньего семейства. Когда убеждаешься, что «первичный дикарь» (?) не только существовал в Миоценский период, но, как доказывает это Мортийе, кремневые реликвии, оставленные им в эту отдаленную эпоху, носят следы разбития камня на кускипосредством огня;когда мы узнаем, что дриопитекус являетсяединственным среди антропоидов,следы которого встречаются в тех слоях, то каков будет естественный вывод из этого? Именно, что дарвинисты зашли в тупик. Гиббон, наиболее схожий с человеком,всееще находится на том же низком уровне развития, на котором он стоял, когда он сосуществовал с человеком в конце Ледникового периода.Он не изменился сколько-нибудь заметно со времени Плиоценского периода. Итак, мало разницы между дриопитекусом и существующими антропоидами – гиббонами, гориллами и прочими. Следовательно, если теория Дарвина является всевмещающей, то чем должны мы «объяснить» эволюцию этой обезьяны в человека, в течение первой половины Миоценского периода? Время это слишком кратко для такого теоретического превращения. Чрезвычайная медлительность, с которой производятся изменения в видах, делает такое явление немыслимым – особенно же, базируясь на гипотезе «естественного подбора». Огромная умственная пропасть, так же как и пропасть в сложении между дикарем, ознакомленным с огнем и способом его зажигания, и зверем-антропоидом, слишком велика, чтобы даже предположить подобную возможность в течение такого краткого периода. Пусть эволюционисты отнесут назад этот процесс в предшествующий Эоценский период, если они предпочитают это; пусть они даже проследят происхождение человека и дриопитекуса от общего предка; но, тем не менее, они окажутся перед неприятным соображением, что в слоях Эоценского периода антропоидные окаменелости настолько же явно отсутствуют, как и баснословный питекантропус Геккеля. Можно ли найти выход из этоготупикачерез апелляцию к «неизвестному» и через ссылку, вместе с Дарвином, на «несовершенство геологических рекордов?» Пусть будет так; но тогда то же право апелляции должно быть одинаково предоставлено и оккультистам, вместо того, чтобы оставаться монополией недоумевающего материализма. Мы утверждаем, что физический человек существовал раньше, чем образовался первый пласт меловых гряд. В начале Третичной эпохи процветала наиболее блестящая цивилизация, которую когда-либо знавал мир; в период, когда человек обезьяна, по представлению Геккеля, блуждал в первобытных лесах, а спорный предок Грант Аллэна качался и прыгал с ветки на ветку в сообществе своих волосатых самок, выродившихся Лилит Адама Третьей Расы. Тем не менее, антропоидные обезьяны не существовали в более блестящие дни цивилизации Четвертой Расы; но Карма есть таинственный закон и не уважает никого. Чудовища, порожденные в грехе и позоре гигантами Атлантиды, «жалкие копии» своих породителей, исполненных животных страстей, следовательно, по Гёксли, и современного человека, ныне сбивают с толку и погружают в заблуждение глубокомысленных антропологов европейской науки.
Где жили первые люди? Некоторые дарвинисты утверждают, что в Западной Африке, некоторые относят их к Южной Азии, другие верят в независимое происхождение человеческого семейства в Азии и Америке от обезьяньих предков. Однако, Геккель весело взваливает на себя это бремя. Исходя от своегоprosimia,«общего предка всех прочих катаррхинов, включая человека» – «звено», которое, теперь, однако, отброшено, вследствие недавних анатомических открытий, – он пытается найти местожительство для первичного питекантропуса алалуса.
«По всей вероятности, это [превращение животного в человека] произошло в Южной Азии, на пространстве которой находят много доказательств, указывающих на то, что здесь было первоначальное местопребывание различных человеческих семейств. Возможно, что сама Южная Азия и не была самой ранней колыбелью человеческой расы, но именно Лемурия, материк, лежавший к югу от Азии и позднее опустившийся на дно Индийского Океана. Период, в течение которого совершалась эволюция антропоидных обезьян в обезьянообразных людей, должен быть, по всему вероятию, отнесен к последней части Третичного периода, к Плиоценской эпохе и, может быть, к предшествовавшей ей Миоценской».
[1628]
Из вышеприведенных предположений, единственное, достойное некоторого внимания, есть то, которое относится к Лемурии, котораябылаколыбелью человечества – физических существ обоих полов, материализовавшихся на протяжении долгих эонов из эфирообразных гермафродитов. Но, если будет доказано, что остров Пасхи является, действительно, реликвией Лемурии, мы должны будем поверить, что, согласно Геккелю, «немые обезьянообразные люди», едва лишь продвинувшиеся в своем развитии от грубого млекопитающегося чудовища, соорудили гигантские статуи-портреты, две из которых находятся сейчас в Британском Музее. Критики ошибаются, называя доктрины Геккеля «отвратительными, революционными и антиморальными» – хотя материализм есть законный плод мифа об обезьяньем предке – они просто слишком нелепы, чтобы нуждаться в опровержении.
В
Западный эволюционизм: сравнительная анатомия человека и антропоида ни в чем не подтверждает теорию Дарвина
Нам говорят, что если любая ересь против современной науки может быть оставлена без внимания, то наше отрицание Дарвиновской теории в ее приложении к человеку будет рассматриваться, как «неискупимый грех». Эволюционисты тверды, как скала, настаивая на очевидной тождественности в сложении между человеком и обезьяной. Анатомические доказательства, возражают они, в данном случае совершенно вне оспоримости; они схожи между собою кость с костью, мускул с мускулом, даже строение мозга почти одинаково.