Никогда подобная мысль, "доведенная до крайности", не существовала среди древних первобытных арийцев. Это доказано тем фактом, что в период Вед их женщины не помещались отдельно от мужчин в penetraUa'x или "Зенанах". Заключение это началось, когда магометане, - ближайшие после христианской церковности, наследники еврейского символизма, завоевали страну и постепенно навязали свои обычаи индусам. До и после Вед, женщина была также свободна, как и мужчина; и никогда никакая нечистая, земная мысль не примешивалась к религиозной символике ранних арийцев. Мысль эта и применение ее чисто семитического происхождения. Это подтверждается автором указанного высоко-ученого каббалистического откровения, когда он заканчивает вышеприведенное место, добавляя:
) Конечно, слова Посвященного в древние Мистерии христианства:
)"Разве пы не знаете, что вы Храм Бога?" (1, Коринф. 1!1, 16), не могли быть применены в этом смысле к люпям: хотя смысл их был, несомненно, утвержден, как таковой, в умах еврейских компиляторов Вегкого Завета. И здесь та пропасть, которая лежит между символизмом Нового Завета и Еврейским Каноном, Эта пропасть осталась бы и постоянно расширялась бы, если бы христианство и, особенно ярко римская церковь, не перекинуло бы через нее мост. Современное Папство в настоящее время совершенно заполнило ее своими догмами о двух непорочных зачатиях и антропоморфическим и, в то же время, кумироподобным характером, приданным им Матери своего Бога.
) Это было проведено так лишь в еврейской Библии и в ее рабском подражателе христианском богословии.
"Если к эгим органам, как символам творческих, космических сил, может быть приложкма идея происхождения измерений, так же как и периодов времени, тогда, воисчину, в построении Храмов, как Обителей Божества или Неговы, та часть, которая именуется Святая Святых или Наисвятейшее Место, должна заимствовать свое наименование от признанной святости органов зачатия, рассматриваемых, как символы мер и творческой причины. У древних мудрецов не существовало ни имени, ни идеи. ни символа Первопричины."
Конечно нет. Лучше никогда не думать о ней и оставить ее навсегда
безымянной, как поступали ранние пантеисты, нежели унизить святость этого Идеала Идеалов, низводя его символы до таких антропоморфических форм! Здесь опять видна огромная пропасть между арийской и семитической религиозной мыслью, двумя противоположными полюсами искренностью и скрытностью. У браминов, которые никогда не соединяли естествен-' ные производительные функции человека с элементом "первородного греха", - иметь сына есть священная обязанность. Брамин, в былые времена, окончив свою миссию человеческого создателя, удалялся в джунгли и проводил остаток дней своих в религиозном созерцании. Он исполнил свой долг перед природой, как смертный и как ее сотрудник, и отныне отдавал все свои помыслы духовной и бессмертной части себя самого, рассматривая все земное, как простую иллюзию, преходящий сон чем оно, в действительности, и есть. У семита было иначе. Он придумал искушение плоти в райском саду и явил своего Бога - эзотерически Искусителя и Правителя Природы - проклинающим на веки действо, логически входившее в программу этой Природы^). Все это выступает экзотерически, если придерживаться замаскирования и мертвой буквы Книги Бытия и всего остального. В то же время, эзотерически, он смотрел на предполагаемый грех и падение, как на действо, настолько священное, что избрал орган виновника первородного греха, как наиболее подходящий и наиболее священный символ для изображения того же Бога, который клеймил выполнение им своей функции, как ослушание и вечный грех.