EzoBox.ruБиблиотека эзотерики

Храбрец Хануман! Перепрыгнул он стену твердыни,
Что ракшасов грозный владыка воздвигнул в гордыне,

И город увидел, исполненный царственной мощи,
Прохладные воды, сады, густолистые рощи.

Как в небе осеннем густых облаков очертанья,
Белеют в сиянье луны исполинские зданья,

Достойное место нашли бы в столице Куберы
Их башни и своды порталов, прекрасных сверх меры.

Как в царстве змеином подземная блещет столица,
Так сонмом светил озаренная Ланка искрится.

Под стать Амара́вати — Индры столице небесной,
Стеной золотой обнесен этот остров чудесный,
От ветра гудит, в Океан обрываясь отвесно.

Колышутся стяги, и кажется музыкой дивной
Висящих сетей с колокольцами звон переливный.

На Ланку, ее золотые ворота и храмы
Глядел в изумленье сподвижник великого Рамы.

В ее мостовых дорогие сверкали каменья,
Хрусталь, жемчуга, лазурит и другие вкрапленья.

Был каждый проём восхитительных сводчатых башен
Литьем золотым и серебряной ковкой украшен.

Смарагдами проступни лестниц усыпаны были,
И чудом площадки в светящемся воздухе плыли.

То слышался флейты и ви́ны напев музыкальный,
То — клик лебединый, то ибиса голос печальный.

Казалась волшебная Ланка небесным селеньем,
Парящим в ночных облаках бестелесным виденьем.

[Хануман бродит по Ланке]
(Часть 4)

Являя души обезьяньей красу и величье,
Сын Ветра отважный сменил произвольно обличье,

И стену твердыни шутя перепрыгнул он вскоре,
Хоть Ланки властитель ворота держал на затворе.

В столицу вступил Хануман, о Сугриве радея,
Своим появленьем приблизил он гибель злодея.

И Царским Путем, пролегавшим по улице главной,
Где пахло цветами, прошел Хануман достославный.

Со смехом из окон и музыкой — запах цветочный
На острове дивном сливался порой полуночной.

На храмах алмазные чудно блистали стрекала.
Как твердь с облаками, прекрасная Ланка сверкала.

Гирляндами каменных лотосов зданья столицы
Украшены были, но пышных цветов плетеницы

Пестрели на белых дворцах, по соседству с резьбою,
И каменный этот узор оживляли собою.

В ушах обезьяны звучали сладчайшие трели,
Как будто в три голоса девы небесные пели.

Певиц голоса́ источали волну сладострастья.
Звенели бубенчиками пояса и запястья.

Из окон распахнутых плыл аромат благовоний.
На лестницах слышался гул и плесканье ладоней.

И веды читали в домах, и твердили заклятья
Хранители Чар, плотоядного Раваны братья.

На Царском Пути обезьяна узрела ораву,
Ревущую десятиглавому Раване славу.

У царских палат притаилась в кустах обезьяна,
И новое диво явилось очам Ханумана:

Чудовища в шкурах звериных, иные — нагие,
С обритой макушкой, с косой на затылке — другие,

С пучками священной травы[244], с булавами, жезлами,
С жаровнями, где возжигается таинства пламя,

С дрекольем, с оружьем теснились нечистые духи.
Там были один — одноглазый, другой — одноухий…

Бродили в отрепьях страшилища разной породы:
Среди великанов толклись коротышки-уроды.

Там лучники и копьеносные ратники были,
С мечами, в доспехах узорчатых латники были.

Ни карликов — ни долговязых, ни слишком чернявых —
Ни белых чрезмерно, ни тучных — ни слишком костлявых,

Красивых — и вовсе безликих, с причудливой статью,
Сын ветра увидел, любуясь диковинной ратью.

Узрел Хануман грозноликих, исполненных силы,
Несущих арканы, пращи и трезубые вилы.

Тела умастив, украшенья надев дорогие,
Венками увешаны, праздно слонялись другие.

Мудрец обезьяний, душистыми кущами скрытый,
Узрел исполинский дворец, облаками повитый,

И лотосы рвов, и порталов златых украшенья,
И ракшасов-львов с булавами — врагам в устрашенье.

С жилищем властителя Ланки, ее градодержца,
Сравнился бы разве что Индры дворец, Громовержца!

С приятностью ржали вблизи жеребцы, кобылицы,
Которых впрягали в летающие колесницы.

Белей облаков, что беременны ливнями были,
Слоны с четырьмя бесподобными бивнями были.

Юркнул Хануман хитроумный в чеканные двери,
Где выбиты были мудреные птицы и звери.

Так полчища духов ночных, стерегущие входы,
Сумел обойти удалец обезьяньей породы.

Проник во дворец Хануман, посмеявшись над стражей —
Над множеством духов, хранителей храмины вражьей.

Очам великосильной обезьяны
Чертог открылся, блеском осиянный,
Где превращались в дым курильниц пряный
Алоэ черное, сандал багряный.

[Хануман не находит Ситы]
(Часть 5)