Что ж, если нужно вернуться к самому началу, мне придется заглянуть далеко-далеко назад, в свое прошлое…
3. Полицейское досье
Фамилия:Пэнсон
Имя:Мишель
Цвет волос:шатен
Глаза:карие
Рост:175 см
Особые приметы:нет
Примечание:пионер движения танатонавтов
Слабое место:недостает уверенности в себе
4. Для Дюпона нет препоны
Как и у каждого ребенка, у меня тоже был день «С», день, когда я узнал о Смерти. Мой первый мертвец оказался вполне обычным человеком, хоть и привыкшим жить среди трупов. Это был господин Дюпон, наш мясник. На витрине огромными буквами красовался его девиз: «Для Дюпона нет препоны». Однажды утром мать сказала, что не купила вырезку к воскресному обеду, потому что господин Дюпон умер. Его придавило сорвавшейся с крюка тушей белой шаролейской коровы.
Мне было тогда года четыре. Я тут же спросил, что значит это слово: «У.М.Е.Р.».
Мать смутилась и отвела глаза, как в тот раз, когда я поинтересовался, не помогут ли мне от кашля противозачаточные пилюли.
— Ну… э-э… «умер» — это значит, что его здесь больше нет.
— Все равно что вышел из комнаты?
— Не только из комнаты. Из дома, города, страны.
— Ага, далекое путешествие? Как на каникулы?
— Э-э… нет, не совсем так. Потому что, когда человек умирает, он больше не двигается.
— Не двигается, но далеко уезжает? Обалдеть! Как это?
Пожалуй, как раз эта неудачная попытка объяснить кончину мясника Дюпона и сохранила во мне любопытство, на котором — гораздо позднее — взошли семена фантазий, посеянных Раулем Разорбаком.
Во всяком случае, мне так кажется.
Рассказывают, что три месяца спустя, когда пришло известие о том, что умерла моя прабабушка Аглая, я воскликнул: «И она тоже?! Ничего себе, вот уж не думал, что она на это способна!» Рассвирепевший, дико вращающий глазами прадедушка выкрикнул фразу, которую я никогда не забуду:
— Ты что, не знаешь? Смерть — самое страшное, что только может случиться!
Нет. Этого я не знал.
— Ну… я думал, что… — стал мямлить я.
— С этим не шутят! — добавил он, вколачивая слова, как гвозди. — Если есть на свете то, с чем никто не шутит, так это смерть!
Потом эстафету принял отец. Все они хотели мне втолковать, что смерть — это абсолютное табу. О ней не говорят, не вспоминают, а если и произносят ее имя, то со страхом и почтением. И нельзя упоминать это слово всуе, потому что это, дескать, приносит несчастье.
Меня трясли и пихали.
— Твоя прабабушка умерла. Это ужасно. Если б ты не был таким бессердечным, ты бы плакал!
К рассвету мой братец Конрад наревел целую лужу — как из половой тряпки, если ее выжать.
Значит, нужно плакать, когда люди умирают? Мне никто ничего такого не говорил. Могли бы и предупредить!
Отец, раздраженный моей несовершеннолетней наглостью, отвесил мне пару оплеух. Он надеялся, что это поможет мне запомнить, что, во-первых, «смерть — это самое страшное, что только может случиться», и, во-вторых, что «с этим не шутят».
— Ты почему не плачешь? — опять стал приставать отец, вернувшись с похорон прабабушки Аглаи.
— Оставь его в покое! Мишелю пяти еще нет, он даже не знает, что такое смерть, — пыталась заступиться мать.