Когда на улице плюс восемнадцать, температура их тела тоже восемнадцать градусов. Когда наступает жара, их кровь закипает. Вытерпеть этого они не могут. Поэтому с первыми палящими лучами они выкапывают себе гнездо-бивак и ждут в нем щадящей температуры. Это как мини-спячка, только муравьев в нее вгоняет не холод, а жара.
— Ну и что же дальше?
Джонатан не умел вести диалог. Он считал, что дискуссия — это сообщающиеся сосуды. Один собеседник что-то знает, — это наполненный сосуд, другой этого не знает — пустой сосуд. Как правило, пустым сосудом бывал он сам, Джонатан. Тот, кто не знает, должен навострить уши и время от времени подогревать пыл собеседника восклицаниями типа «ну а дальше?», «расскажите мне об этом», а также своевременными покачиваниями головой.
Если другие способы общения и существуют, то Джонатан о них не знал. Кстати, наблюдая за своими современниками, он пришел к выводу, что те вели не диалог, а параллельные монологи. Каждый пытался использовать другого просто в качестве бесплатного психоаналитика. Ну а раз так, то Джонатан предпочитал действовать по-своему. Может быть, он производил впечатление невежды, но по крайней мере он все время что-то узнавал. Разве не гласит китайская поговорка: «Тот, кто задает вопрос, глупец в течение пяти минут, тот, кто его не задает, глупец всю свою жизнь»?
— Что дальше? Ну и пошли мы туда, вот что дальше. Поверьте мне, это было нечто. Мы хотели найти их королеву, пропади она пропадом. Знаменитую жирную дурынду, которая откладывает пятьсот тысяч яиц в день. Мы хотели просто посмотреть на нее и сфотографировать. Все надели толстые болотные сапоги. Эдмону не повезло, у него был сорок третий размер ноги, а сапоги ему достались сорокового размера. И он пошел в кроссовках… Я помню все так, как будто это было вчера. В половине первого мы нарисовали на земле предполагаемые очертания гнезда-бивака и начали рыть вокруг него траншею глубиной в метр. В половине второго мы достигли внутренних помещений. И оттуда полилось что-то вроде черной, потрескивающей жидкости. Тысячи взбудораженных солдат щелкали мандибулами. У этого вида муравьев они острые, как лезвие бритвы. Муравьи забирались нам в сапоги, а мы, при помощи лопаты и кирки, продолжали продвигаться к «брачному чертогу». В конце концов, мы нашли свое сокровище. Королеву. Насекомое, размерами раз в десять больше наших европейских королев. Мы сфотографировали ее во всех ракурсах, пока она, наверное, вопила «Боже, храни Королеву» на своем пахучем языке… Результаты не заставили себя ждать. Отовсюду сбежались воины и сплелись в клубки на наших ногах. Некоторые прыгали вверх, опираясь на своих собратьев, уже вгрызшихся в каучук. Оттуда они ползли под брюки, потом под рубашки. Мы все превратились в Гулливеров, но наши лилипуты мечтали только о том, чтобы искромсать нас в салат и съесть! Надо было особенно внимательно следить за тем, чтобы они не проникли ни в одно естественное отверстие: ни в нос, ни в рот, ни в уши, ни в задний проход. Иначе пиши пропало, они прогрызутся внутрь!
Потрясенный, Джонатан молча слушал. А профессор как будто помолодел и с юношеской энергией переживал заново свои приключения, сопровождая рассказ мимикой.
— Мы изо всех сил отряхивались, чтобы прогнать муравьев. Их привлекало наше дыхание и наш пот.