Самый длинный состав на линии Джона Галта насчитывал сорок вагонов; самый быстрый двигался со скоростью пятьдесят миль в час. Надо было беречь двигатели: сейчас они работали на угле, и срок их эксплуатации давно истек. Джиму удалось найти мазут только для локомотивов, тянувших "Комету" и пару скоростных составов дальнего следования. Единственным поставщиком топлива, на которого она могла положиться и с которым могла иметь дело, был Кен Денеггер из "Денеггер коул" в Пенсильвании.
Пустые поезда грохотали по четырем штатам, примыкающим к Колорадо. Они перевозили овец, корма, дыни и случайного фермера с принарядившейся семьей, у которого были друзья в Вашингтоне. Джим получал из Вашингтона субсидию на каждый рейс, который числился не как коммерческий, а как "социально значимый".
Дэгни стоило неимоверных усилий обеспечивать движение поездов на участках, где они еще были нужны, по территориям, где все еще теплилось производство.
Но из балансовых отчетов "Таггарт трансконтинентал" было видно, что субсидии, выбитые Джимом на поезда, перегонявшиеся порожняком, значительно превышали прибыль, которую приносили грузовые составы, идущие из пока еще активных индустриальных районов страны.
Джим хвастался, что эти шесть месяцев оказались самыми доходными за всю историю существования "Таггарт трансконтинентал". В графе "прибыль" на глянцевых листах его доклада акционерам числились деньги, не заработанные им, – субсидии на порожняк; и деньги, не принадлежащие ему, – дивиденды, которые компания должна была выплатить держателям акций, и суммы, предназначенные на оплату процентов и выкуп облигаций "Таггарт трансконтинентал". По распоряжению Висли Мауча Таггарт получил разрешение не выплачивать этот долг. Он хвастался огромным потоком грузовых перевозок "Таггарт трансконтинентал" в Аризоне, где Дэн Конвэй закрыл последнюю линию "Финикс – Дуранго" и отошел от дел, и в Миннесоте, где Пол Ларкин перевозил руду по железной дороге, в результате чего последнее пароходство, занимавшееся грузовыми перевозками на Великих Озерах, прекратило свое существование.
– Ты всегда считала, что умение делать деньги – великая добродетель, – говорил ей Джим, чуть заметно улыбаясь. – Кажется, мне это пока удается лучше, чем тебе.
Никто не выражал желания разобраться в вопросе замораживания облигаций, возможно потому, что все достаточно ясно представляли ситуацию. Сначала среди держателей облигаций появились признаки паники, и в обществе стало нарастать возмущение. Затем Висли Мауч издал новый указ, согласно которому облигации могли быть "разморожены" по предъявлении заявления о "крайней необходимости" и правительство взяло на себя обязательство приобретать их, если сочтет "доказательство необходимости" весомым. Отсюда вытекало три вопроса, которые никто не задавал и на которые никто не отвечал. Что можно считать доказательством? Что можно расценивать как "необходимость"? И кто будет определять, "крайняя" она или не "крайняя"?
Затем стало дурным тоном обсуждать, почему одному позволили разморозить облигации, в то время как другому отказали. Люди отворачивались, поджав губы, когда им задавали этот вопрос. Позволительно было рассказать, описать, но только не объяснять или давать оценку; мистер Смит получил деньги, мистер Джонс – нет, и это все. И когда мистер Джонс кончал жизнь самоубийством, поговаривали: "Ну не знаю; если ему действительно нужны были деньги, правительство дало бы их; но некоторые просто слишком жадны".