Дело в том, что ты не сказал.
Извини, не понимаю.
В том, что ты избегаешь сказать.
В чем же?
В том, что от тебя мне нет никакой пользы.
Так для тебя это… – начал было Филипп с видом попранной добродетели.
– Да, – сказал, улыбаясь, Реардэн, – для меня это главное.
Глаза Филиппа забегали; когда он снова заговорил, голос его звучал так, будто он неуверенно шарил вокруг, выхватывая случайные фразы:
Каждый имеет право на обеспеченную жизнь… Как же я ее получу, если никто не даст мне шанс?
А как я ее получил?
Я же не получил в наследство сталелитейный завод.
А я получил?
Я смогу делать все, что ты… если ты меня научишь.
А кто научил меня?
Почему ты все время твердишь одно? Ведь я не говорю о тебе.
А я говорю.
Через минуту Филипп пробормотал:
– Тебе-то хорошо, ни о чем не надо беспокоиться. Это мне приходится думать о средствах к существованию.
Реардэн показал на группу людей, работавших в зареве горна:
Ты можешь делать то, что делают они?
Не пойму, к чему ты клонишь?
Что случится, если я поставлю тебя горновым, а ты мне запорешь плавку?
Что важнее, твоя плавка или мой пустой желудок?
Как ты предлагаешь набить желудок, не сварив стали?
Филипп изобразил на лице упрек.
Сейчас я не в состоянии спорить с тобой, ведь у тебя в руках все козыри.
Тогда не спорь.
Что?
Закрой рот и двигай отсюда.
– Но я хотел… – Он осекся. Реардэн насмешливо улыбнулся:
Ты хотел сказать, что это я должен придержать язык, потому что сила на моей стороне, что я должен уступить тебе, потому что у тебя ничего нет за душой.
Что за странная, грубая манера формулировать этические нормы!
Но ведь именно в этом суть твоей этики?
О нравственности нельзя рассуждать в категориях материальных понятий.
Но мы рассуждаем о работе на сталелитейном заводе, и уж позволь, что может быть более материальным?
При этих словах Филипп как-то сжался, глаза еще больше потускнели и словно подернулись пленкой, как будто такое место, как литейный цех, его пугало, было ему настолько неприятно, что он отказывал ему в праве на существование. Он тихо, упрямым тоном, будто декламируя шаманское заклинание, произнес:
В наши дни и в наше время всеми признано как нравственный императив, что каждый человек имеет право на труд. – Он возвысил голос: – Я имею право работать!
Вот как? Так иди и возьми свое право.
Что?
Возьми свою работу. Сорви с куста, на котором она, по твоему мнению, растет.
Я хочу сказать, что…
Ты хочешь сказать, что она не растет на кусте? Хочешь сказать, что нуждаешься в рабочем месте, но не можешь создать его? Хочешь сказать, что имеешь право на рабочее место, которое должен создать для тебя я?
– Да!
– А если я его не создам?
Секунды шли, молчание затягивалось, Филипп не находил ответа. Наконец он сказал:
Я тебя не понимаю. – Он произнес это сердитым тоном человека, который играет опробованную роль, оперирует проверенными формулами, но, к своему изумлению, получает в ответ неожиданные реплики. – Не могу понять, почему с тобой стало невозможно разговаривать. Никак не пойму, какую теорию ты развиваешь и…
Понимаешь, прекрасно понимаешь.