Этот важный отдел христианского богослужения теряет свою силу и свое значение, если его рассматривают только как воспоминание жертвы, принесенной в прошлом, как картинную аллегорию без глубокой одухотворяющей его истины, как одно преломление хлеба и возлияние вина без участия в извечной Жертве. Смотреть на него так – значит лишить его жизни, сделать из него мертвую картину вместо живой реальности. «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? – спрашивает апостол. – Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова?»
[332]И далее апостол разъясняет, что все, вкушающие от жертвы, становятся участниками общей жизни и соединяются в одном теле, разделяющем природу того Существа, которое присутствует в жертве. Здесь апостол касается факта невидимого мира и говорит с авторитетом знающего. Невидимые Существа изливают свою жизнь в употребляемые при каждом священном ритуале материалы и благодаря этому все приобщающиеся соединяются с сутью этих Существ и разделяют с Ними общую природу. Это бывает даже и тогда, когда мы принимаем обыкновенную пищу из рук другого: часть его жизненного магнетизма смешивается с нашим магнетизмом; насколько же это действительнее, когда дело идет о пище, которая была торжественно и сознательно приведена в контакт с тем высшим магнетизмом, который влияет не только на видимое физическое, но и на невидимые тела человека.
Если мы хотим вполне уразуметь значение и действие Причастия, мы должны понять и то, что совершается в невидимых мирах, и смотреть на таинство причащения и как на связующее звено между земным и небесным, и как на акт всеобщего сотрудничества с Законом Жертвы; иначе оно теряет большую часть своего значения.
Употребление хлеба и вина, как материалов при совершении св. евхаристии, также как и пользование водой в таинстве крещения, идет из глубокой древности и было применяемо во всем мире. Персы жертвовали хлеб и вино Митре, и такие же приношения делались в Тибете и среди татар. Пр. Иеремия упоминает о хлебах и напитке, приносимых Царице Небесной евреями в Египте, когда они принимали участие в Египетском богослужении.
[333]В Библии мы читаем, как Мелхиседек, Царь– Посвященный, употреблял хлеб и вино, когда благословлял Авраама.
[334]И в различных греческих мистериях употреблялись хлеб и вино, а Уильямсон упоминает о том же обычае среди мексиканцев, перуанцев и друидов.
[335]Хлеб представляет собой общий символ той пищи, из которой строится тело, а вино – символ крови, рассматриваемый как жизненный флюид, «ибо душа тела в крови».
[336]Отсюда убеждение, что члены семьи имеют одну и ту же кровь, и иметь одну кровь означало быть из одной породы. Отсюда же древняя церемония «кровного договора»; когда чужого принимали в свою семью или в свое племя, кровь одного из его членов вводили в жилы принимаемого, или заставляли его выпить – обыкновенно разведенную в воде кровь – и с этой минуты он считался как бы рожденным в этой семье или в этом племени, одной крови с его членами.
Подобно тому и в св. евхаристии верующие разделяют хлеб, символизирующий тело или природу Христа, и вино, символизирующее кровь или жизнь Христа, и таким образом становятся в родстве с Ним.
Слово Могущества при совершении таинства: «Се есть Тело Мое» и «Се есть Кровь Моя». Его сила и производит изменения в субстанции хлеба и превращает его в проводник духовной энергии. Знак Могущества – это рука, простертая над хлебом и вином, и знак Креста, который не всегда выполняется протестантскими священниками. В этом состоит внешняя суть таинства евхаристии.
Важно понять те изменения, которые происходят при этом в таинстве, так как это не только магнетизация, о которой речь была выше, но и нечто большее. Здесь мы имеем частный пример общего закона.