Не жди же, что пойдут за тобой другие, ибо Другие уже идут с тобой рядом! Так не будешь ты одинок, ибо нет любви, но есть контакт!

Мои слёзы взял ты в руки свои: я ощутил Другого подле себя и стал самим Собой. Ты мой сын и отец мой! Знаешь ли ты теперь, что значит быть самим Собой для Другого?

Ты знаешь!»

Так говорил Заратустра, взор его светился, а голос трепетал, словно нежный весенний лепесток, и вдруг оборвался. Он заплакал и я расплакался, чёрт знает, почему. Мы обнялись и долго просидели так…

Кто-то скажет: «Глупо!» Пусть говорит.

Когда руки освобождаются от страха, они становятся крыльями, нежнее всего касаются руки, свободные от страха. И это не чудо, это счастье.

Дела в клинике идут замечательно. Я перестал расстраиваться, что большая часть моих пациентов не хочет излечиваться, но только лечиться, и мне кажется, что они теперь благодарны. Когда же их наполняет благодарность, они почему-то начинают хотеть излечиться.

Больше я не потворствую их страхам, однако же сердце моё ликует подобно звонким литаврам, когда они побеждают свои несметные страхи. И, как выяснилось, даже это обстоятельство (моё ликование) способно оказывать поразительный психотерапевтический эффект! Надо будет его запатентовать…

Заратустра любезно согласился помогать мне по работе, но чаще держится в тени, утверждая, что у меня и без него всё очень хорошо получается. (Хотя я-то знаю, что если кого и должны благодарить мои пациенты, так это его — Заратустру! Ну да ладно.)

Большинство моих пациентов — женщины, им приходится тяжелее всего. Они не созданы жить в мире, где все эгоисты для других, а не в самих Себе. И я очень хотел, чтобы Заратустра говорил с ними об этом. Он согласился.

Я собрал всю женскую часть моего отделения в зале для групповой терапии, и Заратустра говорил так:

«Не упрекайте Заратустру, что прежде не говорил он с женщиной. Не потому, что не любит он женщину, но потому что любит её, не говорил Заратустра с нею.

Говорящий с женщиной или глуп, или зол, или лжец.

Будет ли тот, кто любит, говорить с той, что хочет не понимать, но желает чувствовать? Глупо давать то, в чём не испытывают нужды, глупо предлагать то, что не может быть принято. Мужчина всегда говорит для себя, но женщине нужен не монах, а мужчина!

Будет ли тот, кто любит, говорить с той, что хочет не уверений, а верности? Зол тот, кто предлагает то, что не может дать. Мужчина верен лишь одной женщине: её имя — имя матери его. Женщины, неужели же и дальше готовы платить вы за блеск иллюзии тьмой поруганной жизни?

Будет ли тот, кто любит, говорить с той, что хочет не умозаключений, а слов? Нет, не будет говорить он, но будет шептать. Лжёт мужчина, который говорит об уме женщины, но дважды лжёт мужчина, который верит в то, что он говорит, когда говорит об уме женщины!

Беда женщины в том, что не ценит она в себе женщины. Кто ж отдаёт счастье своё в обмен на муку? Нельзя быть счастливои, не будучи собой. Кто ты есть, если не ты? Что ж отрекаешься ты от себя, женщина?