— Похоже, она две ночи не спала, — сказала Кира с едким злорадством. — Голосок у нее сейчас был почти как у нас с тобой. Ты бы ей позвонил, что ли? Она, поди, уж думает, что тебя и в живых нет.
Я отложил телефон. «Мне уже все равно, с кем ты!» Олеся по-прежнему считала меня чем-то вроде домашнего животного. Нет! Она не унизится до ревности к кому-то. Ни за что не слезет со своего пьедестала к простым смертным.
Усмешка сама собой коснулась моих губ. Я взял Киру за локоть и притянул к себе…
— Проверял? — как-то странно спросил Данила.
— Что проверял? — Павел непонимающе уставился на него.
— Проверял, насколько далеко можешь зайти, — тихо ответил Данила. — Проверял, насколько сильно она тебя любит, какую боль сможет выдержать… Эксперимент над человеком.
— Над Кирой? — Павел недоуменно поднял бровь.
— Нет, над Олесей.
Павел тихо расхохотался. Нет, это был не смех. Это был именно тихий хохот. Его сотрясали приступы злого, наигранно циничного, но в то же время бессильного, пустого, испуганного смеха.
Я вернулся к себе домой только к вечеру. В квартире — идеальная чистота и порядок. Похоже, Олеся, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания, устроила генеральную уборку.
— Гениально, — сказал я, глядя на ряд ослепительно чистых тарелок в сушилке.
Олеся строчила нервные SМS-ки и одновременно спокойно расчищала своютерриторию. Блеск! До какой же степени «своим» она меня считает?
В замке повернулся ключ. Олеся, в измятом деловом костюме с огромным портфелем в руках, замерла на пороге.
— Господи, слава богу! — воскликнула она и бросилась ко мне.
Порывисто обняла.
— Где… где ты был? Я… я… — она заплакала. — Прости… прости…
Я вынул руки из карманов, погладил ее по голове и сказал с мягкой улыбкой:
— Вижу, ты убрала квартиру.
— Что? — она перестала плакать и подняла на меня удивленные глаза. — А, квартиру… Да… Просто не знала, чем себя занять.
— Так ехала бы домой, — таким же ровным, приторно сладким голосом продолжал я. — Убирала бы свою квартиру. Тебя кто-нибудь просил убирать у меня?
Олеся отступила назад и впервые за все время слегка нахмурилась.
— Когда же ты поймешь? — заговорил я. — Мне не надо от тебя никаких жертв! Не надо жертв, Олеся. Прекрати превращать меня в монстра! Ты же упиваешься своей ролью! Посмотри на себя!
Она отступила еще, потом устало села на табуретку у двери, закрыв уши руками.
— Где ты был? — спросила она тихо.
— Ты писала, что это не имеет значения, — сказал я, показывая телефон.
— Ладно, — она прислонилась к холодной стене. — Не хочешь — не говори. В самом деле, какая теперь разница…
— Я был у Киры.
Олеся даже не повернула головы.
— И что теперь? — спросила она. — Ты теперь с ней?
— Я что, по-твоему, эстафетная палочка, которую вы можете друг другу передавать? — мне стало гадко от того, как устроена ее голова, по какому чудовищному шаблону текут Олесины мысли.
— Просто спросила, — пожала плечами Олеся и повернула ко мне лицо.
Оно не выражало ничего, кроме смертельной усталости.