Мы, европейцы и американцы, в течение последних ста лет то и дело совершаем крестовые походы с целью улучшить мир. Мы всучили достоинства нашей культуры – религию и технологию – всем и каждому, кроме, быть может, австралийских аборигенов. Мы настаиваем на том, чтобы другие народы принимали преимущества нашей культуры и даже вводили у себя нашу политическую систему. «Или вы станете демократами, или мы вас перестреляем!» И вот теперь, когда мы облагодетельствовали всех, мы удивляемся, почему остальной мир не любит нас. Но добро, которое мы делаем себе или другим, может быть очень разрушительно. Но кроме всего прочего, это еще и самомнение. Откуда мы знаем, что хорошо для других? Откуда мы знаем, что хорошо для нас? Само желание улучшить себя предполагает, что вы знаете, какими вам следует быть. Но как вы можете это знать, если вы все еще не совершенны? С другой стороны, если вы знаете это, не следует ли отсюда, что вы уже совершенны и вам не нужно больше улучшать себя?
Это напоминает проблему, с которой в наши дни столкнулись генетики. Не так давно я принимал участие во встрече, на которую генетики созвали философов и теологов: «Смотрите сюда, – сказали они – нам нужна ваша помощь. Скоро мы сможем создавать людей с любым характером. Скоро мы дадим вам музыкантов, философов, ученых, святых, великих политиков – кого вы захотите. Поэтому мы собрали вас, чтобы спросить, какого рода люди больше всего нужны человечеству в настоящее время?» Я ответил им;«Интересно, как мы, генетически несовершенные люди, можем составить правильное представление о том, какими должны быть генетически совершенные люди? У меня есть серьезные опасения, что наши представления о добродетелях будущих поколений окажутся несостоятельными, Мы можем попасть в ситуацию сродни той, которая возникла, когда мы столкнулись с экологическими проблемами, выведя путем селекции новый, высокоурожайный сорт пшеницы. Ведь всякий раз, когда мы: вмешиваемся в природу, чтобы создать более продуктивные растения или животных, нам приходится каким-то образом расплачиваться за это. Поэтому я уверен, что люди, которых мы выведем в пробирках, будут несносными!»
Неужели вы не видите, какую опасность таит в себе нашествие добродетельных людей? Вы ведь знаете, что одно животное само по себе редко причиняет вред, но когда их собирается много, они ужасны. Воображаю себе миллионы надоедливых святых, от которых никому нет спасения, как иногда людям нет спасения от полчищ муравьев или саранчи! Поэтому я сказал генетикам:
«Позаботьтесь о том, чтобы в будущем рождались самые разнообразные люди. Пожалуйста, не сводите нас путем искусственного отбора к нескольким идеальным типам. Да и разве мы можем знать, какой тип будет идеальным через тридцать лет? Ведь мы не знаем, как к тому времени изменятся условия жизни, и, стало быть, в каких людях человечество будет тогда нуждаться больше всего. В одно время нужны агрессивные индивидуалисты, в другое – трудолюбивые коллективисты. То нам могут понадобиться экстраверты, умело манипулирующие окружающим миром, то–интроверты с интересом к психологическим исследованиям. Мы не можем знать этого наперед, но ясно одно: чем больше разных людей будет жить на земле, тем легче будет справиться с любой непредвиденной ситуацией».